Мы, сумчане, не думали, не гадали, что однажды окажемся в блокаде российских войск. Выехать из города нельзя – машины и людей расстреливают на блокпостах оккупанты.
Звонит подруга из Черкасс. У них пока тихо.  Где-то за городом разбомбили военную часть, а еще в Умани. Я рассказываю, что ночью нас бомбили с самолета. Два дня не было света, воды, интернета, телевидения. Мэр сказал, что сумские службы делают все возможное, чтобы обеспечить город всем необходимым. И сегодня все работает. Но в магазинах остались лишь консервированные помидоры. А еще я ухватила пару килограммов индейки, никогда раньше ее не ела, теперь, во время войны, в условиях оккупации, как говорится, перед смертью, наемся.
Шура возразила: оккупация, это когда на тебя надевают паранджу и заставляют говорить на арабском.
Я замечаю, что оккупация – это когда на твою территорию заезжают танки с чужими флагами. Шура умолкает. Но она все равно любит Путина. Что поделаешь. Живет в Украине, ест украинский хлеб, а любит Россию. Если ее дом разбомбят, она скажет, что во всем виноваты украинцы. Такова психология «ваты». Но порвать с старой подругой не могу. Когда я в ноябре в Черкассах, в доме родителей, поломала бедро и ногу, она притащила мне в больницу сумки еды и костыли. Я ее прощаю.
Звонит другая дама из Черкасс, моя соседка, Света, говорит, что в город привезли автобусами народ из Сумщины. Власть обратилась к населению с просьбой - разместить беженцев. Света говорит, что на моем доме (пустующем после смерти родителей) выцвели фирменные наклейки : «Объект под охраной». Его могут занять беженцы. Я прошу Свету распечатать на принтере обычную наклейку, так как дом в условиях войны больше не охраняется – вся полиция на фронте. В условиях военного положения дом могут захватить под любым предлогом и разграбить. Таковы реалии сегодняшней страшной действительности.
Приходит писатель Леша. Вчера мы с ним поругались. По телефону. Он редактирует мой роман «Логос Веделя», так как в моем украинском тексте встречаются русизмы. Лешин украинский-  в совершенстве. Ошибки, говорит, встречаются в каждой главе. Леша хвалит роман – мол, интересно читается, есть интрига, сюжет закручен круто.
Но девятнадцатую главу раскритиковал.
Накануне Леша позвонил, и говорит, что все плохо написано, какой-то пустой набор слов. Я удивлена, пытаюсь узнать – что не так? Леша говорит пару фраз, и я понимаю в чем проблема - он терпеть не может любовные сцены ( в девятнадцатой главе графиня Бухшинская приходит в тюрьму – проведать композитора Веделя, которого подозревают в заговоре против Павла І. Между ними происходит любовная сцена и первый поцелуй). И я взрываюсь: «Знаешь, Леша, ты никогда не любил, и тебе не понять! Если тебе не нравится мой роман, я его уничтожу!». И положила трубку.
На следующий день, т.е. сегодня, Леша, виновато пряча глаза, приходит в гости. Чтобы поработать над этой «плохой» девятнадцатой главой. Но уже не рискует бросаться фразами: набор слов, плохо написано. Мы спокойно редактируем, все получается. Ох, Леша, вредный парень – местами. Но редактирует все по делу.
В процессе работы я нехорошо шучу: А знаешь, Леша, если, вдруг, сейчас сюда прилетит вражеская ракета, то она не разорвется. Знаешь почему? Потому что мы редактируем девятнадцатую главу.
Работу быстро заканчиваем, так как с восемнадцати – комендантский час. За работу награждаю редактора: кормлю его отменным борщом и салатом из крабовых палочек. Леша уходит сытый и  счастливый (у него нет ни денег, ни запасов продовольствия, он журналист на пенсии) – работать над двадцатой главой.
Звонит моя соседка по площадке Вика. Из Парижа. Выехала из Киева сразу после начала бомбежек российской авиацией. Поезд ехал до Львова с погашенными огнями. Окольными путями. Перед Львовом остановился в поле. Возле Львова пылало пожарище – бомбили военную часть. И вдруг народ из окон увидел, как какой-то мужчина вышел из последнего вагона и стал сигналить большим фонариком. В поезде ехали женщины с детьми – никто не посмел остановить наводчика. Он сигнализировал самолетам, чтобы они бомбили пассажирский состав. Его усилия, к счастью, оказались безуспешными. Быть может, его сигналы никто не увидел. Но страха пассажиры набрались на всю жизнь. Далее, на границе, поляки всех хорошо встретили, развезли бесплатно в тех направлениях, куда беженцы просили. И Вика добралась до Парижа к дочери. Правда, по дороге заболела корона вирусом.
Что нас ждет завтра? Мы живем в осажденном городе, в блокаде, но пока все есть. Я пишу роман. Разговариваю по телефону с дочками. Обмениваемся новостями. Появилось много военного юмора. Народ придумал, как бороться с мародерами – снимают с них штаны и привязывают голыми к дереву.
В каком-то селе солдаты российской армии грабили магазин. Вернулись, а их бензовоз угнали местные жители.
Появилось в интернете много фейков. Легковушка с мужиками – пассажиры говорят, что Харьков бомбит украинская армия, а спасает горожан русская армия и сопровождает до границы в сторону Белгорода. Сразу улавливаю не харьковский говорок. Противная ложь. Гнусное вранье. Харьков разбомбили российские самолеты и вертолеты – кассетными бомбами. Видео есть. Харьковчане все рассказывают, звонят. Да и странно как-то – российская армия напала, бомбит, а виноваты почему-то украинские солдаты, которые отстреливаются и защищаются.
Еще фейк – в захваченном Херсоне якобы народ со слезами встречает оккупантов. И снова слышится крымский говорок. Снова вранье. Херсонцы вышли с  украинскими флагами и криками: Идите вон, домой, Херсон это Украина!» Но оккупанты срочно создают фейковую херсонскую республику. И еще много такой ерунды.
Да, президент, придумавший военную операцию, утверждая, что украинцы обстреливают «зеленый коридор» с жителями из захваченного Мелитополя, жаловался на камеру, что подлые украинцы обстреляли дорогу. И во время этого телеэфира, вдруг, стал заикаться. В последних выступлениях он часто это делает. Это знаменательно и говорит о ужасной неуверенности и страхе.
В Париже, тем временем, каждый день проходят манифестации – люди требуют закрыть небо над Украиной для российской авиации. Манифестации становятся все более масштабными.
Стало известно, что белорусская армия отказалась вступать в войну против Украины. Киргизстан в том числе. Отказались захватывать Одессу российские десантники. Понятие чести еще сохранилось у некоторых российских офицеров.
Как ни странно, но в Сумах изменилась этика поведения мужчин. Они пропускают везде лично меня в дверях, очередях, помогают нести тяжелые сумки, стали все доброжелательные, желают здоровья и беречь себя.
Думаю, даже один прожитый жизнь теперь огромное счастье. Никаких планов на завтра. На год вперед. Просто живем. Дышим. И слава нашему народу, армии и Богу.