Повесть Глава 2 Фотосессия Банкет - завершающая часть всякой конференции - приносил Паскалю всегда больше удовольствия, чем ее научная деловая часть. Крепкие напитки, изысканные закуски, как правило, расслабляют и учёных мужей, и общественных деятелей, их лица розовеют, взгляд светлеет, морщинки разглаживаются. Под прицел обьектива попадает больше невымученных улыбок, мягких жестов и органичной мимики. Портреты даже самых нефотогегеничных особ, сделанные во время банкета, выглядят вполне сносными. Это только кажется, что светским людям важно сообщить миру благую весть, протолкнуть новаторскую идею, раскрутить модерновый проект. Но на деле каждую важную персону волнует одно: а удачно ли я вышел (или вышла) на фотографии? Не кажусь ли старым? Не слишком ли ярко блестит моя лысина? Не вспотел ли мой нос? Проблематично не то, что сказал или не сказал господин Х., а иное - не выглядит ли он с обложки журнала постаревшим и усталым. И совсем ужасно, если видная персона, вдруг, неловко оступится, или сядет мимо стула, а фотограф успеет это зафиксировать и мигом сделать достоянием общественности. Всё! Это конец! Народ молниеносно забудет про все великие заслуги деятеля и разразится гомерическим хохотом. Поэтому, мсье, надо быть всегда начеку. На тебя, дружище, кто б ты ни был, всегда нацелен чей-то объектив. Во время банкета Паскаль по привычке начал с того, что выпил бокал конька. Закусил тартинкой с беконом и маслиной. И только разогревшись, приступил ко второму этапу фотосессии. Он прикинул, по ходу дела, интуитивно, как расположить к себе Паулу Чемороза, чтобы она сбросила с себя маску мужественной феминистки и показалась зрителям хоть чуть-чуть по-девичьи беззащитней. И далее, на автомате, уже точно решил, что сегодня же уложит её в постель. Пусть не выделывается. Перед ним, лапочкой, ни одна не устоит. А Паскаль, как правило, спит только с хорошенькими. Для серенькой уточки, ладно уж, может сделать исключение. Пусть заценит! Но к его удивлению, в банкетный зале, битком забитом членами конференции, Паулы он не увидел. Поинтересовавшись у мсье Лорона, где учёная, узнал, что она, по обыкновению, на банкет не остаётся. Сославшись на занятость, Паула уже простились с коллегами и ушла. - Как давно? - вскричал Паскаль. - Минуты три назад, - ответил Лорон. Маневрируя между присутствующими, толкаясь и на ходу извиняясь, Паскаль ринулся к выходу. Ему повезло. Паула стояла у парадной двери конференц-павильона и прощались к каким-то старым мсье. Паскаль, запыхавшись, подбежал к девушке и, едва она освободилась, выпалил: - Куда же вы от меня убегаете, мадам Паула? - и Паскаль протянул золотистую визитку с своей фамилией, которая обычно оказывала магическое действие на особ женского пола. Они, как правило, восклицали: - Мсье Буше?! О, приятно познакомиться! Вы такой знаменитый! Да, с радостью попозирую! Но не в этот раз. Паула посмотрела на фотографа с таким пронзительным сожалением, что он впервые почувствовал не гордость, а скорее стыд за то, что столь превосходного мнения о собственной персоне. Однако Паскаль ошибался. Она сожалела не о том. - А, мсье Буше! - ласково произнесла Паула. - Сожалею, но вы напрасно тратите на меня свое время. Я абсолютно нефотогенична. Ни в каком ракурсе. Мое нескладное лицо, увы, не спасёт ни освещение, ни фотошоп. Извините. До свидания. И она ушла. А он остался, будто молнией пораженный. Паскаль понял, что в её голосе особенного. Интонация. Эта некрасивая девушка, эта серенькая уточка, не осуждает его, фотографа-балагура и весельчака за бестактность и назойливость. Как не осуждает боевиков Талибана за бессмысленную жестокость и религиозную извращенность. Нет, не то! Она всем, всем на этой грешной планете просто... сочувствует. Не жалеет. А сочувствует. Понимает. Объясняет. Паскаль потерял сон. Он решил, что снова хочет увидеть эту удивительную женщину. Услышать её голос. Погладить её волосы. Прикоснуться к её коже. И узнать, кто она, откуда в этой маленькой хрупкой девушке такая притягательная, чарующая духовная сила. Неизвестно, изменит ли она мир, как сказал мсье Лорон, но то, что она изменила Паскаля, стало совершенно очевидным. Друзья и подруги звали его на вечеринки. Паскаль по привычке приходил. Но больше не веселится, а скучал. Все казалось неискренним, чужим, и он вскоре уходил. Бродил в одиночестве по улицам. И желал одного - увидеть её. Но где же она? Уточка упорхнула. Казалось. И вот, звонок! Это была судьба. Верно! Мсье Лорон, будто снег на голову, вдруг, позвозвонил и ошарашил сообщением, что фотограф, который должен был на днях сопровождать Паулу в лагерь беженцев на границе с Суданом, слег от пневмонии. По этой причине Лорон приглашает Паскаля заменить больного. И очень удивился, когда тот, даже не дослушав Лорона, не узнав об условиях контракта, сумме гонорара, пылко воскликнул: "Ну, конечно! Я готов!" И это при том при всем, что у Паскаля на то же время запланирована поездка в Канаду и далее - на Аляску. Что ж, поездки придётся отменить. Да черт возьми, что с ним происходит? Там, в Канаде, его ждут прелестные атабаски, инуитки, гвичинки, канадские метиски... Там - веселье и водоворот любовных утех. Жизнерадостные фестивальные картинки индейского фольклора. Пестрая картина национальных костюмов, украшений, музыкальных инструментов. И он от всего этого отказывается? И почему-то теперь сидит рядом с серой уточкой в самолёте, направляющимся в очаг гуманиторной катастрофы, в место народного бедствия, навстречу людскому горю и отчаянию. В самолёте все прошло без приключений. Паула сообщила фотографу, что боится летать самолётом, поэтому старается во время полета спать и не быть в курсе происходящего. - Если самолёт потерпит крушение, - сказала Паула, надевая на глаза маску, - пожалуйста, мсье Буше, не будите меня. - Так, надо набраться терпения, - решил Паскаль, - эта уточка, оказывается, крепкий орешек. К ней просто так не поберешься. Тут нужны особые силки. (продолжение следует)