Любимый препод Часть 1 Красные чернила У каждого из нас, дорогие читатели, были в жизни разные, в том числе любимые и наоборот, преподаватели. Преподаватель это тот, кто преподаёт. То есть, преподносит вам какие-то знания в виде информации, толкует ее, разъясняет правила и формулы. Он ничему не учит. Его цель - информировать. На выходе нет цели обучить. Информация донесена, и ты сам обязан себя обучить. Если хорошо обучался - получил отлично. Если нет - получил неуд. Но преподаватель никогда не спросит тебя: как дела, студент? Как думаешь, знание теоремы Пифагора меняет мир в лучшую сторону? Или спряжение глаголов? Нет, не спросит. Педагог работает по программе и для программы. А ученики учатся для аттестата. Ученики, кто старательно, кто через пень колоду - все зубрят формулы и правила правописания, таблицу умножения, стишки. Все заканчивают школу. Но один ученик по окончании становится блестящим учёным и изобретает для уничтожения человечества атомную или водородную бомбу. Другой - работает простым водилой и вывозит из пораженной радиацией зоны уцелевших раненых. И обоим преподавал один и тот же препод. Может что-то не так с системой образования? Люда Гресь не выбирала ни школу, ни учителя. Школ в городе было достаточно, но различались они негласным престижем. Самой неблагополучной считалась школа в заводском квартале, единственная, где все предметы преподавались на украинском. На окраине города ютилась одноэтажная школа, похожая на сарай, где обучалось цыганское население. Центральная школа с английским уклоном считалась элитной и обучались там дети партийной верхушки. Гресь определили в ближайшую к дому общеобразовательную школу, в которой, как оказалось, классы были также дифференцированы. В классе А обучались дети мелких начальников. В классе Б - служащих и продавцов. И в двух других - дети рабочих и прочих. Гресь попала в класс Б. Её папа работал художником в мастерской керамики. Короче, "бач, велике цабе", - как любила иронизировать Людочкина украинская бабушка в адрес зятя. Бабушка не раз упрекала дочь, что та отвергла некогда выгодную партию - сватавшегося к ней технолога мясокомбината. Как жаль! Вышла б замуж за технолога! Имелась бы всегда на столе "докторская" колбаска. А что художник-керамист принесёт в дом? Разве что расписной кувшин? Учительница класса Б Жанна Семёновна с первого же учебного дня выделила своих любимчиков. Их было немного: дочка инспектора райкома, сынок заведующей универмага, дочка главного повара гостиницы Интурист, сын заведующей мебельным складом. Остальных учеников она открыто презирала. Любимчиков же торжественно садила за первые парты. Жанна Семёновна даже смотрела на них иначе - с нежной лаской. Когда же переводила взгляд на веснущатую дочь продавщицы пивного ларька, то он становился тусклым, а голос раздражительным. Дети тонко чувствовали разницу в отношении педагога к тем или иным одноклассникам и быстро включались в травлю самых "нелюбимых". Больше всех доставалось толстушке Петченко. Её мама мыла в школе полы. Девчонку таскали за косу, называли "свиноматкой" и уже вскоре Петченко перевелась в цыганскую. Прочие нелюбимые дети мужественно терпели издевки одноклассников, однако замыкались в себе и практически не участвовали в школьной жизни. Когда их вызывали к доске, они упорно молчали, получали двойки и с напускным безразличием возвращались на свое место. Даставалось от Жанны Семёновны и Люде Гресь. Чуть ли не через день девочка, возвращаясь домой, прятала дневник подальше от родительских глаз, в надежде, что буря пронесется мимо. Порой родители были заняты и не спрашивали у дочери дневник на проверку. И тогда Люда с облегчением вздыхала и убегала на улицу гулять с подружками. Но когда спрашивали... То оказывалось, что на неделе Люда умудрялась нахватать двоек... по поведению. Отец раскрывал дневник и вопрошал: "Что это?!" На белых страницах - за понедельник, среду и четверг красовались огромные, написанные размашистым почерком, красными чернилами, жирные двойки. - Что ты натворила, дочь? Три двойки? Ты хулиганила?! Рассказывай! - и отец снимал с крючка широкий солдатский ремень. Люда пугалась. Но рассказать толком ничего не могла. То она дёрнула из озорства за бантик Асю, дочку инспектора райкома, Ася разозлилась, погналась за Людой, зацепилась бантиком за что-то острое, бантик порвался, и Ася очень плакала. То Виточка, дочь главного повара гостиницы Интурист, на переменке выхватила у Люды пирожок с творогом, испеченный другой Людочкиной, еврейской бабушкой, и убежала. Люда погналась за воришкой, Виточка споткнулась, упала, разбила коленку и очень плакала. А третья двойка вообще непонятно за что. Кажется, за верчение головой на уроке. А спустя четыре года с царственной и строгой Жанной Семеновной произошла неожиданная катастрофа. Как-то утром ученики вошли в класс, но Семеновну не увидели. Вместо неё за столом сидела новая, молодая учительница. Дети озадаченно уставились на новенькую. - Здравствуйте, дети, - сказала она. - Жанна Семёновна больше в школе не работает. Она заболела. На перемене происходило и вовсе нечто странное. Школа как-то притихла, никто не смеялся, не бегал, и все ученики обходили класс Б стороной. - Да что это с ними со всеми? - удивлялся класс Б. По дороге домой к Люде и её подружкам подбежала старшеклассница. - Эй, бэкалки! - бросила она им на ходу. - А сын вашей Семеновны зарезал человека! И прыгнула в подошедший к остановке автобус. Дома Люда с порога выпалила новость матери. Но та только махнула в ответ рукой. - Да знаю, знаю, - вздохнула она. - Весь город об этом говорит! Ужас какой! Хотя страшная новость и облетела весь город, да никто ничего толком не знал. Говорили, будто сын несчастной Семёновны на днях вернулся из армии. И как мать ушла в школу на работу, направился в гости к родной тётке - праздновать "демобу". Тётка накрыла на стол, начали гулять, даже песни, вроде, на радостях пели. А тетка была женщина красивая, молодая. Вот племянник, видать, и разохотился. Без лишних разговоров повалил свою тётку на кровать. Да только немедленно получил отчаянный отпор. Соседи услышали крики, вопли, думали - дело житейское, перетрется. Да тут как закричит истошно соседка, как захрипит. Стали звать милицию. Пока до телефонной будки добрались, пока дождались, все было кончено. В милиции говорили, что такого побоища за всю практику не видели. Кровь была повсюду - на потолке, на стенах. И сам боец с ножом сидит, весь с ног до головы в крови... Уже позже Люда частенько возвращалась мысленно к своей первой учительнице. Одна, всеми оставленная, забытая, презираемая, как она жила? Как умерла? Может надо было прийти к ней? Что-то сказать? Вот, мол, спасибо, вы нас учили... Да, но как же так вышло, учитель? Что случилось, что ваш сын?.. Разве этому вы его учили? Или нет, лучше так: это вы его "этому" научили? Увы, эти вопросы так и остались без ответа. Но совершенно ясно - чему-то самому важному ни Семёновна, ни школа ее горемычного сынка так и не научили.