2010 год. Роман о любви. Марина Палей. Дань саламандре// Урал. 2010. № 7—8.
Год был удивительный. Месяц за месяцем критики выясняли, чем халтура хорошего писателя Олега Зайончковского лучше простенького, но честного «Шалинского рейда», скрещивали шпаги из-за «Лёгкой головы», самой слабой книги Ольги Славниковой (увы, вопреки заверениям доброжелателей, вторая часть романа оказалась даже хуже первой), и, наконец, насмешили литературный мир, вручив «Русский Букер» афедронному шедевру Елены Колядиной.
И в этом же году появился лучший в отечественной литературе последних лет роман о любви.
«Дань саламандре» была обречена на неуспех. Во-первых, к Марине Палей уже приклеили несколько ярлыков: «классик женской прозы», «эмигрант» (а эмигрантов мы не любим), «лучшие книги написала в молодости» и, наконец, «русофобка». Последний ярлык я приклеивал собственноручно. И ведь держится! «От Палей я никогда ничего не ждал», — мимоходом бросил Юрий Буйда. Роман не прочитали.
Во-вторых, «Дань саламандре» вышла в разгар летней жары. Огненная саламандра сыграла с Мариной Палей злую шутку. Дым от горящих торфяников совсем скрыл её от читателя.
«Дань саламандре» — роман для Марины Палей необычный. Он намного превосходит даже обласканный критиками «Klemens». Вы оцените, как автор описывает звук падающего снега: «…сонмы незримых ангелов, переглядываясь и подавая друг дружке тайные знаки, шуршат густыми шелковистыми своими ресницами».
Люди, падкие до простеньких ассоциаций, уже назвали «Дань саламандре» «лесбийской «Лолитой».
С Набоковым там и в самом деле много параллелей. У Набокова «маленькие принадлежности» Лолиты «забирались в разные углы дома и там замирали, как загипнотизированные зайчики». А вот Палей: «...Её одёжки-обувки я любила, как маленьких зверей».
Но всё-таки это сопоставление некорректно. Другой темперамент, другой жизненный опыт, другое мироощущение и, в конце концов, другой пол.
Петербургский роман Марины Палей не только об одиночестве («Я мечтала, чтобы когда-нибудь — кто-нибудь помимо меня — открыл мою дверь своим собственным ключом») и любви, но и о прекрасном городе и, конечно, о счастье самообмана.
Марина Палей написала свой лучший роман, быть может свою самую главную книгу.
2009 год. Реалистический роман. Роман Сенчин. Елтышевы. М.: Эксмо, 2009.
Об этом романе писать не буду, о нём уже и без того написано много. Жаль только, что наш литературный бомонд так и не оценил «Елтышевых».
2008 год. Сборник рассказов. Александр Иличевский. Пение известняка. М.: Время, 2008.
Быть может, «Пение известняка» — лучшая книга десятилетия. А что это лучшая книга небедного на хорошие романы, повести и рассказы 2008 года, в том и сомнений нет. Не только в массовой, но и в серьёзной литературе сейчас господствует роман. Не случайно Александр Иличевский свои главные премии получил за «Матисса» и «Перса», а сборник рассказов оказался едва ли не дополнением к шумной славе его незаурядных, но далеко не совершенных романов. На мой же взгляд, «Штурм», «Облако», «Воробей», «Старик», «Гладь» относятся к лучшим образцам современного рассказа. Если бы Иличевский написал только этот сборник рассказов, он уже обеспечил бы себе почётное место в истории русской литературы.
2007 год. Рассказ. Ольга Славникова. Басилевс// Знамя. 2007. № 1.
Славникова, в отличие от Иличевского, прежде всего романист. Но ни один из её сложнейших, с изумительным искусством составленных романов не произвёл на меня такого впечатления, как рассказ «Басилевс». Капля воды отразила океан. Всё, что знаем мы о мире Славниковой, там есть: совершенные вещи и несовершенные, отчасти мёртвые живые существа, что рано или поздно, обернувшись трупом или чучелом, обретут счастье и гармонию с миром. Но славниковская эстетика безобразного здесь не отталкивает, скорее завораживает. Вот уж воистину обаяние зла. Совершенное художественное произведение, которого не должна касаться рука редактора.
2006 год. Роман с колоритным героем. Владимир Маканин. Испуг. М.: Гелеос, 2006.
Маканин создал запоминающегося героя. Противного, может быть, но живого и небанального, а для современной русской литературы это высший пилотаж.
«Испуг» Владимира Маканина критика восприняла как роман эротический, психологический, социально-психологический, остросоциальный и даже политический. Согласен. Но «Испуг», помимо всего прочего, роман эпикурейский. Эпикур и Аристипп полагали, что удовлетворение зависит не от внешнего мира, а от самого человека, значит, атараксии (невозмутимости) невозможно достичь без особого взгляда на мир. Вот этот особый взгляд и отличает героя Маканина.
Нет у старика Алабина ничего общего с наивным дурачком-оптимистом. Он наблюдателен, умён и, вопреки названию первой главы, вполне адекватен. Алабин не вызывает жалости. Он не ходячий упрёк «антинародному режиму», не «страдающий брат» и не «комический приживала». «Чумовой дедок», замаскировавшийся нонконформист, боец.
2005 год. Самый оригинальный роман. Алексей Иванов. Золото бунта, или Вниз по реке теснин. СПб.: Азбука-классика, 2005.
Самый оригинальный роман последних лет. Яркий, ни на что не похожий. Критиков Иванов дезориентировал. «Золото бунта» сравнивали то с «Властелином колец», то с «Туманностью Андромеды», называли «романтической поэмой» и «романом-блокбастером». Алексей Иванов, при всех своих нелепостях, самоповторах, фактических ошибках, при своём религиозном невежестве и ненависти к православию, всё-таки написал книгу, без которой нельзя представить литературной жизни прошедшего десятилетия. Он создал собственный мир и собственный язык и даже побудил читателя этот мир принять, а язык выучить, не прибегая даже к глоссарию.
Роман-антиутопия. Елена Чудинова. Мечеть Парижской Богоматери. М.: Лепта-пресс — Яуза — Эксмо, 2005.
С точки зрения сноба и эстета, это второй сорт, если не третий. Но мы-то с вами, надеюсь, не снобы, читатель? Нет у Елены Чудиновой таких неожиданных сравнений, какие мы всегда найдём у Славниковой, нет волшебных метафор Иличевского и Палей, нет мастерства Маканина, нет оригинальности Иванова. Но всё-таки она написала очень важную для всех нас книгу. Это, наверное, единственная удачная антиутопия в литературе нулевых. В этом жанре пробовали себя Дмитрий Быков и Ольга Славникова, Павел Крусанов и Владимир Сорокин, но все они попали пальцем в небо. Их антиутопии без смеха читать нельзя. А «Мечеть Парижской Богоматери» читать страшно.
2004 год. Роман в традициях русской классики. Александр Кабаков. Всё поправимо: Хроники частной жизни. М.: Вагриус, 2004.
Через историю семьи — жизнь общества. Детство, юность и старость героя и три эпохи: ранние пятидесятые, шестидесятые и девяностые. Сюжетно их соединяет история неразоблачённого предательства. По признанию автора, его интересовала «коллизия неочевидного (непознаваемого!) предательства». Художественный эффект создаёт соединение осязаемого предметного мира, воссозданного с бунинской точностью, и самоощущения героя, для которого окружающее неизменно враждебно и непонятно. Опасность может исходить от самых близких.
Неполиткорректная повесть. Леонид Бородин. Ушёл отряд // Москва. 2004. № 7.
В нашей военной прозе о власовцах (так называли не только бойцов РОА, но и всех русских, выступивших с оружием в руках против Красной армии) писали немного. Одним из первых этой темы коснулся Юрий Бондарев: эпизод со снайпером-власовцем — один из самых пронзительных в повести «Батальоны просят огня». И всё же писатели эту тему недолюбливали, и отнюдь не из-за одной лишь цензуры. Враг есть враг, писать о нём с пониманием (а значит, и с некоторой симпатией) трудно. Пожалуй, только у Георгия Владимова эта тема — одна из важнейших. Но Леонид Бородин пошёл дальше автора «Генерала». «Ушёл отряд» — вещь суровая, серьёзная, реалистичная до натурализма.
2003 год. Самая изысканная книга. Юлия Кокошко. Совершенные лжесвидетельства. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2003.
Книгу Юлии Кокошко трудно с чем-либо сравнить. Пересказывать текст Кокошко бессмысленно, но и анализировать, используя филологический инструментарий, не стоит. Развёрнутые метафоры переходят из одной в другую столь стремительно, что у читателя с непривычки кружится голова. Я люблю перечитывать Кокошко, но не писать о ней. Я верю в будущую славу Кокошко, верю, верю, что профессор-филолог принесёт на лекцию о Кокошко карту Екатеринбурга, как приносил Набоков карту Дублина на лекцию о Джойсе. А я только приведу здесь названия вещей, составивших эту книгу. Вчитайтесь в поэзию заголовков:
«Любовь к восемьдесят пятому году», «Из книги пира», «Забывчивость повторяющейся реки», «Бывший Мотыльков и те, кто на него смотрят», «Меланхолия. Тема нераскрытого города».
2002 год. Лучшая книга non-fiction. Лидия Гинзбург. Записные книжки. Воспоминания. Эссе. Санкт-Петербург: Искусство-СПБ, 2002.
Настольная книга современного критика, филолога. Лидия Гинзбург прожила почти целый век, вела дневник почти семьдесят лет. Человек с безупречной нравственной позицией и научной репутацией. Интеллектуал, чуждый снобизма.
Поражает свобода и бесстрашие мысли у человека, всю жизнь прожившего в тоталитарном государстве.
Суждения Лидии Яковлевны и теперь освещают нам тупики нового реализма и новой драмы: «Современное искусство, по-видимому, должно говорить о счастье и красоте. Потому что счастье и красота — реальный наш опыт, и только этот опыт даёт страданию цену и отрицанию диалектический смысл… Само себя гложущее несчастье никогда не загорится трагическим огнём».
2001 год. Военный роман. Александр Проханов. Идущие в ночи. Роман. М.: ИТРК, 2001.
Для меня литература нулевых открывается этим романом. И по сей день не написано лучшей книги о чеченской войне. В русской литературе последнего десятилетия нет вещей, сопоставимых с «Идущими в ночи».
Прочитайте эту книгу. Она не забывается. Погибшие русские и чеченцы пируют в Валгалле, военкор Литкин молится духу войны и перемигивается с коллегой — вороной-падальщицей, собаки пьянеют от «вкусного запаха замороженной крови», русский солдат обретает венец мученика, а будущий президент предлагает тост: «За победу русского оружия!.. За русского воина!.. За Россию».
Мощь и своеобразная красота современного оружия завораживают Проханова. По части описания различных видов оружия автор «Идущих в ночи» не имеет себе равных в современной русской литературе. Оружие — великолепная натура для его батальных полотен. Война — его стихия, военная проза — его любимый жанр.
Картина яркая, запоминающаяся, пусть и несколько аляповатая. Не случайно одним из главных героев романа Проханов сделал Зию, чеченского художника-примитивиста.

Сергей Беляков