Новелла Мы собрались на озере, чтобы отметить Ореховый, Медовый и Яблочный Спас - все прошедшие праздники одновременно, так как давно не виделись и решили наверстать упущенное. Принесли лесные орешки, липовый и гречневый мед, пирожки с яблоками, квас, яблочные ватрушки, водку и сало. Жара стояла жуткая, но без водки - какой праздник? Да, и может в любой момент прилететь ракета из "дружественной" Курской или Белгородской области и накрыть нашу праздничную поляну. Но Гороховый и прочий Спас бывает только раз в году. Так что если и прилетит, то куда ж деваться, а на том свете будет что вспомнить: как собрались мы, четыре холостячки, пили, закусывали, гутарили о том о сём, как ни в чем ни бывало, будто и войны нет, и Путина нет, и России нет. Но может и не прилетят сюда, дай бог, ни российская ракета, ни иранский дрон, просто посидим, погреемся на летнем солнышке, покупаемся в Чешке, ведь озеро-то наше на вес золотоа, чистое (почти), с природными источниками, занесено в "Книгу Рекордов Гиннесс" - как единственное в мире, находящееся в черте города, со ста десятью видами обитающих здесь птиц, живописное, пригодное (пока) для купания, спортивных пробежек, катания на лодках и пикников. (А если еще и не занесено в "Книгу Рекордов", то это дело поправимое - надо подать срочно заявку в компанию Гиннесс World, собрать материалы, подписи сумчан и все такое). Так вот, про пикники. Рядом с нами на берегу Чеха расположились и другие граждане - шашлыки на мангале жарят. За-а-апах... А в это время россияне из космоса следят за движухой на Чешке и докладывают своему командывающему Шойгу: "Видим стратегически важный обьект- шампур и аппетитные кусочки свинины. Уничтожить цель?". Но уничтожить агрессор, конечно, не успевает, так как шашлыки снимаются с мангала и быстро исчезают из поля зрения, то есть, во рту сумских отдыхающих. Хозяева "болот, тайги, полей и рек" вообще ни в чем не успевают. Они во всем пролетают. Им тоже, конечно же, хочется пожарить шашлыки, поплавать в нашем озере. Ан, нет. Не выйдет. Только пусть сунутся. Наша самооборона им ка-а-ак даст.Трубач наш с балкона ка-а-ак зафигачит на трубе, да на все Сумы, украинский гимн, так будут лететь путиноиды мигом в свое москитное болото, как летели отсюда в марте двадцать второго. Так что пусть смотрят из космоса на наши шашлыки, сало, ватрушки и облизываются. Но вернёмся к пикнику. Мы, это четыре красивых дамы, лет шестидесяти пяти, только не думайте, что вру, мы всегда были красивые, и в шестьдесят пять - бабе хочеться гулять опять. Но слово баба - это не про нас. Грубо. Мы - мадамы, синьоры, пани. Или просто : Лена, Саша, Тома, Нина. И вот мы сидим, любуемся заходящим солнцем и мило общаемся. Мило - потому что мы милейшие и добрейшие создания. Но холостые. Так как, например, у Лены мужья просто не держатся, она их меняет, но не потому, что любит обновлять свою мужескую коллекцию, а потому, что они почему-то при её виде впадают в экстаз и скоропостижно на ней женятся, а Лена - милая, добрая, быстро соглашается, но вскоре понимает, что была опрометчива и сильно поспешила. Саша - вдова. Но она не горюет. Её муж работал золотоискателем, пропадал на приисках месяцами, а Саша, преданно его любящая, тоскующвя по мужской ласке, всегда находила утешение в обьятиях то друга семьи, то соседа, то бармена из кафе на Сотне. Годы не гасили её страстный темперамент. И вскоре, после внезапной кончины мужа, грустная вдова вернулась к давно налаженным сердечным связям: - к соседу, к бармену с Сотни и к другу семьи. Про Тому, то есть про себя, скажу немного: замужем никогда не была. Принципиально. Мне дорога свобода. Я как-то в молодости ткнулась было в мир любви, но там мне показали жирный кукиш. Что так - спросите? Все просто. Хорошие парни и умные, добрые мужчины всегда заняты, едва ли не с яслей. Возле хорошего пацана всегда торчит какая-нибудь хваткая замухрышка. (Вот та же Саша - замухрышка. А муж был - ого! И бармен - ого. И сосед. И друг семьи - все богатыри, красавцы, мужчины хоть куда). Почему так получается - не понимаю. А ко мне клеились завсегда либо коротышки кривоногие, либо пьянчужки лысые, либо пятнадцать раз женатые. А те, на кого я накинула глаз - никогда в мою сторону а ни ногой, ни рукой, ни вздохом. Ничем. Как-то так. Но эту тему развивать далее не стоит, так как дело глухо, ничего не попишешь. Такой уж я, видать, уродилась невезучей. Один парень когда-то так и сказал: "Ты витаешь все время где-то в облаках, как журавль. А мужчине хочется иметь синицу в руке". Вот так. Не синица я. А орлица. Люблю свободу. Поэтому витаю вот уже шестьдесят пять лет в облаках. В последнее время - над десятым микрорайоном и Чешкой. Теперь Нина. Ну, я вам скажу, это черт, а не девка. Уже не девка, конечно. Но все ещё красивая. Нина - грузинка. И если мужики на Лену зависают, то от Нины мужики, наоборот, отвисают. Нина умеет любить и очень, очень сильно. Дочь гор, одним словом. Если увидит интересного мужчину - все, прилипает к нему, как банный лист, и не отлипает. Мужчин это поначалу радует. Они млеют - такая страстная красавица и у их ног. Потом мужчины начинают скучать. А Нина преданно висит у них на шее, ей все по фиг. Любовь у неё - одна, на всю жизнь. Куда мужчина - и она туда же. Он уходит, а она звонит ему и: А ты где? А когда вернешься, а я скучаю. И ни минуты не даёт мужику передохнуть. Так ведь дочь же гор, обжигающая страсть, ревность, гнев, кинжал, кровь. Нет, до кинжала дело, слава богу, не доходило, хотя и могло. Просто мужчина вовремя делал ноги - резко переставал звонить, приходить, пропадал, был и нет его, будто в воду канул, ищи теперь свищи. Понятно - у Нины истерика, слезы, депрессия, мысли о красивом самоубийстве, подруги бегут утешать, отвлекать, пить водку. Вот как теперь - на праздник Спаса. Нину опять бросил мужчина, архитектор Юрочка, он такой талантливый, умный, у него шикарный, апельсинового цвета кабриолет, он нарасхват - проекты в Австрии, Чехии... Правда, у него есть молодая, хорошенькая жена, ей тридцать пять, кажется, а Нине шестьдесят четыре, ну и что? У Нины любовь. Была. Но ведь жизнь на этом не заканчивается. И вот теперь мы, ее подружки, собрались здесь, у озера, и усиленно стараемся выветрить из её головки все чувства и малейшие воспоминания о глупом архитекторе, бросившим такую страстную, такую горную красавицу. Да ну его. Пусть катится к своей молодой женушке. Нина найдёт себе другого любимого. Мы ее в этом уверили. И она поверила, успокоилась - после третей или четвёртой рюмки. Солнце потихоньку заваливолось за горизонт, окрасив румяным заревом все вокруг - озеро, облака и наши лица, почти без морщинок и почти спокойные. Почти - потому что расслабляться и на Спаса нельзя. Россияне любят бомбить наши тылы омобенно жестко по праздникам. И сегодня без прилёта, видно, не обойтись. Ударят же, гады, как пить дать, ударят. Только вот куда? По Сумам? По Красному селу? По Ромнам? Не расслабляемся... Стемнело, над озером вошла огромная рыжая луна. Засверкали в небе звезды, где -то квакнула радостно лягушка. Мы сидели молча и каждая думала о чем то своём. А вдали, на противоположной стороне, запели красивыми голосами жиночки: "Туман яром, туман долиною". Ради этого чарующего пения стоило оставаться ещё долго на озере и слушать, слушать. - Искупаться бы, - сладко протянула Нина. - Нет, нет не стоит, - ответили мы хором. - Ты выпила лишнего. Ночью плавать опасно. И Лена вспомнила, как на Чешке когда то утонул парень. - Кажется, это был студент- палестинец из Университета. Он, будто бы, поздно вечером, бедняжка, гулял с друзьями, может, выпил, пошёл купаться и пропал. Утром нашёл его и вытащил на берег водолаз. Приехала милиция, труповозка. Но друзья попросили милицию оставить товарища в воде, чтобы попрощаться с ним по своей традиции. Накрыли тело национальным покрывалом и сели на берегу - ждать, когда душа покойного покинет тело. - Откуда ты это все знаешь? - спросили хором мы. - Да сама видела. Прихожу утром на пляж, а там много молодёжи, утопленник лежит в воде под покрывалом и на все озеро звучит арабская ритуальная песня - палестинцы включили магнитофон и молча, не шевелясь, сидели на берегу озера. Песня красивая, суровая, ничего подобного никогда не слышала. Звучал низкий женский голос, сдержанный, наполненый торжественной печалью. А дальше - на пляжах, наш народ радостно купается себе, никому и дела нет до происшедшего. Странное это зрелище. По традициям мусульман, если кто-то умер, то из уважения к покойнику никто в округе не может веселиться, шуметь, но в нашей традиции - иначею: если кто-то на одном этаже умирает, вечеринка этажом выше не отменяется. - Да уж, - вздохнула Нина, - в Грузии традиция почитания умершего сохраняется до сих пор. Если за пять кварталов кто-то умирает, то соседи во всей округе семь дней разговаривают шёпотом, из дальних мест приезжают родственники, друзья, прощаются, с утра до ночи играет дудук и пандури. - Да, это очень трогательная традиция, - вздохнула Лена. - И как закончилось прощание с палестинцем? - спросила я. - А вот как, - продолжала Лена. - Слушаю я палестинскую ритуальную песню, проходит время, и вдруг тучи над озером, а было облачно, расступаются, над утопленником в небесной дыре на какой-то миг появляется яркий солнечный луч, и что поразительно - явственно ощутилось, что душа умершего полетела к небу. А уже через миг тучи затянулись. Палестинцы тут же выключили музыку и разрешили милиции забрать тело. Так я с тех пор в этом месте, где лежал утопленник, больше не купаюсь. Страшно. Мы помолчали. Потом заговорила Саша. - А я тоже вот на том, центральном пляже, не купаюсь. Не могу. - Почему?- спросили мы. - Там молоденькую утопленницу нашли. - Давайте больше не будем на ночь такие страхи рассказывать, - попросила Нина. - Да раз начала, пусть говорит, - сказала Лена. - Прихожу как то на Чешку, - рассказывала Саша, а там стоит толпа народу, и смотрят все на озеро,, шумят. Подхожу ближе, вижу: в воде стоит водолаз, погружается, что-то ищет. Оказалось, накануне, днем, на Чешке пропала девушка. Домой вечером не вернулась, вещи нашли на берегу. На следующий день вызвали водолаза, он обшарил дно возле пляжа, где купалась девушка, ничего не нашёл, стал искать дальше, так как подводным течением тело утонувшей могло снести к другому пляжу. На берегу я увидела бедную мать пропавшей, мервенно бледную, она стояла неподвижно, будтовросла в землю и неотрывно следила за водолазом. Это было тягостное зрелище. В толпе шептались, что тело могут и не найти. Ведь у озера, говорят, нет дна. - И как, нашли бедняжку? - спросила Лена. - Позже нашли, - вздохнула Саша. - Но я ушла. Не могла смотреть на несчастную мать и праздную, любопытную толпу, которой нетерпелось поскорей увидеть труп утопленницы. Как жесток этот мир. Мы снова помолчали. Нина вздохнула. - Да, у Чешки есть свои мрачные тайны. Мне кажется, озеро хочет покоя. Когда-то вокруг озера были болота, здесь никто не купался. В озере водились редкие виды рыбы. А на глубине обитал гигантский сом. -,Да да, - воскликнула Лена, - я как-то была на пляже, и один подводный охотник ходил по пляжу, в гидроаостюме, с арбалетом, показывал всем редкий улов - полутораметрового сома. - Да прям? - усомнился Нина. - Правда. Он рассказал, что нырял очень глубоко. И там таких гигантов - до фига. - А я как-то поймала в Чешке рыбку, - печально вздохнула Саша, - принесла её своему любимому коту Павлику, он съел ее и, бедненький, сдох. Такой был такой хороший. А я его убила. Вот я Павлика тут, в посадке, возле озера, и похоронила. Зачем я принесла ему ту клятую рыбку? - Наверное, она была больная, - сказала Лена. - вода ведь только с виду чистая, а на самом деле загрзненная. Знаете, что вот там, на противоположном берегу, канализация из частного сектора сбрасывается в озеро? - Что? О, ужас, - воскликнули мы. - Да, а мы с вами купаемся, детки тут плавают, рыбки дохнут. - Девочки, - вздохнула Саша, - давайте в этот тихий вечер, под этой прекрасной луной поговорим о чем то романтическом. - Хорошо, - ответила я. Расскажу вам свой удивительный сон, который приснился вчера ночью. - Давай, - дружно ответили подруги, так как обожали слушать и разгадывать сны. - Вчера вечером, - начала я свой романтический рассказ, - смотрела "Экстракт" Невзорова. - А, ну да, ты же страстная поклонница его чёрного юмора, - заметила Лена. - Лично я редпочитаю слушать Портникова, и он вещает мрачновато, но просто и четко, без ядовитых эпитетов. - Так что Невзоров? - нетерпеливо напомнила Нина. - Да, так вот. Он, как известно, покинул Россию и выходит в эфир - то где-то на улице, то сидя в королевском кресле. А вчера он вышел в эфир, сидя за столиком, на фоне зелёной полянки, облаченный в синюю рубашку и жёлтую соломенную шляпу - Ага, в цвета нашего флага, - кивнула Лена. - Наверное, - согласилась я. - И меня естественно, восхитили его, как всегда, хлесткие замечания в адрес бывшей родины. Например, "Россия - это уже не название страны, а название болезни". - Замечательно, - отозвалась Нина. - Или такая поддевка: Россия самая,читающая страна в мире. Ее граждане за год войны с Украиной прочитала триста тысяч похоронок. - Нормально, - поддакнула Саша. - А еще: Единственное, что сегодня может предложить гражданам России кремлевский потрошитель, это "добро пожаловать" в гроб. - Так, а что - сон? - нетерпеливо напомнила Лена. - Так вот, подруги, ночью мне снится, будто я иду гулять, надеваю плащ, а под ним только лифчик и плавки. - Замечательное начало, - сказала Нина. - И где-то на дороге теряю сознание. - Так это сон или правда? - спросила Саша. - Терять сознание на дороге - это у тебя уже вошло в привычку. - Да дайте человеку рассказать, - вмешалась Нина. - Нет, на этот раз, к счастью, это случилось во сне, - заверила я подруг. - И вот, прихожу в себя и вижу: лежу в большой комнате, а под стеночкой сидят милые люди, приветливо улыбаются, в центре, за столиком, сидит Невзоров в соломенной шляпе, а за окном какие-то ветхий избушки, как в таежной глубинке. И я думаю: "А, вот где скрывается Невзоров, в Сибири". - Да, интересный сон, - заскучала Саша. - Тайга, избушки. - Да погоди ты, - вмешалась Нина. - И что Невзоров? - А то, - продолжала я. - Он держит коробку и улыбается мне. Я хочу что-то ему сказать, но он жестом останавливает меня. - Да, щас, - вставляет свои две копейки Саша. - Невзоров никому, кроме себя, слова не даёт сказать. - Это потому что ему есть что сказать, - возразила Нина. - Невзорову, понятное дело, равных в искусстве сарказма в мире нет. - Так вот, - пыталась пробиться я сквозь звонкоголосый щебет своих подруг. - Невзоров жестом останавливает меня и молча достаёт из коробки... Шикарную куртку и комбинезон. И говорит: Это вам. Наденьте. Ко мне подходят люди, очень приятные, культурные, помогать мне одеться - я же в одних плавках и лифчике. Примеряю куртку, все восхищаются, мол, чудесно сидит, вам идёт. И тут я начинаю со всеми обниматься, всех благодарить. А один молодой человек подходит ко мне, смотрит удивленно и говорит: "О, а вы, оказывается, такая старая". - Тьфу, все испортила, - воскликнула Саша. - Я ожидала, что ты, Невзоров... А тут такой ляп: старая. - Да никакая ты не старая, - воскликнула Нина. - Ты красивая. - Но подтяжку сделать уже надобно б, - заметила Лена. - Но что этот сон значит, как вы считаете? - спросила я. - Тебе Невзоров подарил хорошую ведь, - задумчиво размышляла Лена, - значит придет тебе скоро какой то ценный подарок... - Из тайги, - засмеялась Саша. - Девочки, - сказала Нина. - Про "старую" еще не такое вам расскажу. Еду как-то я в поезде, лет мне минуло двадцать два, в купе сидит парень, лет двадцати пяти, разговариваем, он и спрашивает: а сколько тебе лет? Я говорю: двадцать два. А он: А, так ты для меня старая. Я люблю молоденьких, лет семнадцати. Подруги возмутились, посмеялись. - Да, подруги, - рассказывала Лена. - И у меня случилось приключение. Работала я, знаете, когда-то на Севере. А там в июне полярная ночь. Идём мы с подругой в двенадцатом часу из гостей домой, светло, как днем, но видимость не чёткая. Вокруг - ни души. Всё спят. Идём мы по дороге, а тут обгоняет нас легковушка, тормозит, открывается окошко, и молодой голос зовет: Девушки, садитесь, подвезу. А мы с подругой худенькие, изящные, как говорится: сзади пионерки, а спереди - пенсионерки. Лет тогда нам было пятьдесят. Поравнялись мы с окошком водителя, заглядываем: Здравствуйте. А водитель, парень лет восемнадцати, как глянул на нас сблизи, лицо у бедняжки от испуга вытянутолось, и он как газонет, мгновение и умчался от нас прочь. - Представляю себе, - засмеялась Нина, - юноша едва успел удрать от старушек. - А если бы вы к нему сели? - засмеялась Саша. - И начали приставать? - Да ладно вам. - задумчиво сказала Лена. - Я когда-то... Да. Когда-то отдыхала в Севастополе. Там по набережной прогуливалась странная компания. Две немолодые блондинки, как говорится, с отпечатком былой красоты на лице, вели себя развязно, по всей видимости, старые проститутки, а с ними двое юных красавчиков, модно, с иголочки одетых, которым эти старые вешалки, по всей видимости, очень даже были интересны, как многоопытные и беззастенчивые жрицы любви. - О, о жрицах любви, - подхватила Саша. - Я когда-то лежала в кожном диспансере с золотухой. А на нашем же этаже находилось венерическое отделение. - Это как, - прервала Нина, подозрительно глядя на Сашу, - у тебя точно была золотуха, а не...? - Да ну вас, - сердито воскликнула Саша. - Да, золотуха. Ну не виновата я, что отделение называлось: кожно-венерическое. Пациенты кожного отделения тоже возмущались, что столовая у нас с венериками была общая и приборы тоже. Очень приятно - есть вилками, общими с сифилитиками. - А может, сифилитикам тоже неприятно есть общими с золотушными ложками? - заметила Лена - Ну, так что там с сифилитиками?- поинтересовалась Нина. - Так вот, в том отделении лежала одна красивая дама. Очень красивая, но уже далеко не первой молодости. Нужно сказать, что такой красавицы я никогда не видела. Была она какая-то особенная, гордая, спокойная, величественная. Про неё говорили, что она какая-то избранная проститутка, очень дорогая. - Так это все догадки, домыслы, а на самом деле, - спросила я? - Ну, не могла же я подойти к ней и спросить: вы кто, чем занимаетесь? - А почему кто-то решил, что она проститутка? - спросила Лена. - А потому. Слушайте. - продолжала Саша. - Каждый вечер к диспансеру приходил один молодой человек, красиво, элегантно одетый, с огромным букетом цветов, и долго стоял под окнами, его видели все пациенты с окон нашего пятого этажа. На четвертом лежали малолетки с гонореей. А ещё ниже дети с краснухой. Вот он стоит, стоит, а в коридоре у окна стоит эта дама, и смотрит на него в окно, улыбается. Потом парень отдаёт цветы на проходную, и букет оказывается у нашей красавицы. И так происходило каждый божий день. - Так может, это её сын? - спросила Лена. - Ну да, - возразила Нина. - Мамаша зарабатывапт деньги на панели, а благодарный отпрыск тратит их на "миллион алых роз"! - Да, загадочная парочка, - вздохнула Нина. - Если парень - клиент жрицы любви, подхватившей заразу, то за что он ей дарит цветы? Она же могла и его этим наградить? - А может за то и дарит, в знак благодарности, что не успела наградить. - А, девочки, - махнула рукой Лена. - мой знакомый венеролог рассказывал, что к нему на излечение регулярно приходил один клиент. Только вылечится и опять приходит, опять влип. Спрашивает врач у пациента: Да что ж ты творишь? А тот и отвечает: Ой, доктор. Так мне этот процесс нравится, что не могу остановиться - Слушайте анекдот! - радостно воскликнула Саша. - "Марина на свадьбе своей подруги поймала огромный букет. Теперь венерологи не знают, что с ним делать". - Так, - сказала, зевнув, Лена, - если в ход пошли анекдоты, то пора ложиться спать. И мы отправились спать в свои одноместные палатки, установленные здесь же, на берегу Чешки. А почему - Чешки? Нет, чехи тут ни причём. Озеро названо по имени купца Чеха, который построил на его берегу дом. Этот красвый старинный дом снесли в начале девяностых, в советское время в нем располагалась коммуналка. Купец Чех был славный малый - любил и берег озеро, выхаживал раненых птиц и выпавших из гнезда птенцов, строил добротные подмостки для рыбной ловли и следил, чтобы никто не не разрушал высокие берега озера - место гнездовья ласточек. - А знаете, девочки, - сказала я, укладываясь в спальник. - Как-то осенью, утром, видела на Чешке сидящую на воде, в тумане, огромную стаю перелетных птиц. То были лебеди. Представляете? Тысячи лебедей. Стая несколько часов отдыхала в полной неподвижности, беззвучно, будто впала в оцепенение. Потрясающее, волшебное зрелище. Жаль, что не сфотографировала. - Да, как жаль, - отозвались подруги из своих палаток. - А я люблю, - сонным голосом сказала Саша, - приходить на озеро вначале заморозков и бросать льдинки по первому гладкому льду. И тогда все озеро звонко поёт. - А я люблю, когда в феврале мороз, - отозвалась протяжным, замирающим голосом, Нина, - стоять у окна с чашкой кофе, и смотреть, как по снегу босяком, в легкой футболке, бежит на Чешку купаться наша местная моржиха Нина Львовна. Почему-то верилось, что сегодня, в Ореховый Спас, вражеские ракеты и дроны не прилетят - ведь и озеро Чеха, и наши палатки, лягушки, утки, сомы - не стратегический объект? - Спокойной ночи, пани, - сказала я подругам. Но они уже погрузились в сладкие озерные сны.