Фэнтези Вечерело. Над Никитским ботаническим садом веяло дурманящим запахом сирени, а с моря свежим майским ветерком. В костре, разведенном под огромным котлом с ухой из морских ершей, уютно потрескивали горящие поленья. За столом, накрытым белой ажурной скатертью, сидели пятеро - президенты Якутии, Бурятии, Чукотки, Селькупии и Мансии. - Начнём, - сказал якут Хаан, - и стукнул глухо в бубен. Президенты подняли кубки с медвежьей желчью и настойкой из мухоморов. - За здоровье всех присутствующих, - провозгласил Хаан. Президенты медленно выпили священный напиток, дарящий силу, просветление и долгую жизнь. Бурят Бубей статичным утробным басом исполнил бесконечно долгий, как сама вечность, гимн праотцов "Дальний путь". Чукча Гыргол-гыргын, бряцая колокольцами на поясе, неспешно запрыгал в экстатической древней пляске пращуров. Селькуп Чьньнь, оглядывая узкими зоркими глазами крымское небо, вдруг вскинул лук и подстрелил пролетающего высоко над ними хохлатого баклана. Попав, удовлетворенно крякнул, поднял птицу, упавшую к его ногам, и бросил ее в костёр. - Священная жертва принесена, - торжественно сказал Хаан. Манси Унху вытащил подпаленого баклана из костра, оторвал от тушки лапу, тщательно пожевал её, не очистив от перьев, выплюнул в ладонь и передал Чьньню. Селькуп, не моргнув и глазом, и себе пожевал, выплюнул и передал Гыргол-гыргыну. Не оставал от товарищей и чукча, неспешно пожевал мясо и передал Бубею. Бурят, не поморщившись, так же пожевал и передал якуту. Хаан медленно и старательно пережевал мясо и с удовлетворением проглотил. - Все, высокородные Эзэны! - обратился с важностью он. - Вступительная часть переговоров завершена. Переходим к основной части. Что решаем, Эзэны? Ваши предложения? Селькуп бросил в костёр сухую ветку. Это был знак, что он будет говорить первым. - Моя голова думает, что тиранистическая Московия повержена и должна принять наши условия. Нефть наша, алмазы наши. А женщины Московии - под двойным управлением: то они наши, то московские. Бубей бросил в костер две ветки. Он говорил вторым. - Моя голова поддерживает мысль высокородного Эзэна Селькупии. Полгода, с сентября по февраль, московские женщины должны быть наши, полгода - их. Чукча бросил в костёр три ветки. Он был третьей говорящей головой. - Высокородные Эзэны, - сказал Гыргол-гыргын, - моя голова присоединяется к вашим. Она думает, что женщины Московии должны сократить численность своих женских дней вдвое. То есть отказаться от месячных на период пребывания под нашим управлением. Месячные следует на этот период деменструировать. Хаан с сомнением покачал головой. - А что думает голова высокородного Унху? Манси прикурил от костра трубку, но бросать ветки в костёр не спешил. - Моя голова долго думает. И ничего не придумает. Дырка в моей голове, высокородные Эзэны. С одной стороны. Если деменструировать московских женщин, то это решает проблему гигиены. Не нужно заботиться о тампаксах и противозачаточных средствах. Но с другой стороны, возникает проблема с приростом населения. Утратив месячные, бабы московские перестанут рожать. Как тут быть - теряюсь. Так что я воздерживаюсь от желания думать и решать. - Мы с уважением выслушали вас, высокородный Эзэн Унху, - ответил Хаан и бросил четыре ветки в костёр. - Моя голова тоже плохо думает и не желает решать. Но если на неё поднажать, то она как миленькая все придумает и все порешает - за всех нас, высокородные Эзэны. Он прошёлся несколько раз вокруг костра, ударяя глухо в бубен, и вернулся к столу. От котла тянулся приятный аромат созревшей ухи. Президенты расслабились и погрузилась в священный транс, предвкушая обильный, сытный ужин. Про переговоры, решения, деменструацию, казалось, все забыли. Только один Хаан смотрел, загадочно мерцая взглядом, куда-то вдаль, в сторону дикой, шумной Московии. Он искал в голове мысли. Голова напрягалась, но тормозила. Но она никуда не денется, она найдёт решение. Хаан знал: голова дана, чтобы думать. И она придумает. Всенепременно.