* * *

Не даёт задремать с утра
Эта белая мошкара
Среди путаницы ветвей...
В Гефсиманском саду светлей,
Чем при матовом свете дня...
Ди Бондоне, добавь огня

В жёлтых факелов языки,
В перламутровый сок строки:
В сыроватый и серый снег,
А ещё – италийских нег
В пики стражников, в ересь книг,
В поцелуя рябой язык.

В ветра стылое молоко
И в прошедшее (так легко) –
Джотто, Джотто, добавь сейчас,
Чтобы мрак не упал на нас.


Св. Франциск проповедует птицам

Птицы слетаются. Вот – голУбки,
ВОроны, ласточки и стрижи…
Голос Франциска сухой и хрупкий
Чуть не ломается и дрожит.

Птицы внимают; слетают с неба
Новые тени хвостов и крыл.
Джотто, Франциск ли Христовым хлебом
Птичек внимательных накормил?

Речи неловкие Бернардони,
Словно с подсказки – а птицы всё
Смотрят и смотрят ему в ладони:
Кормом наставит и упасёт?..

Будут они на земле – и выше
Вспорхом и карканьем, и дремотОй
Славить Христа, облетая крыши,
Звонко целуясь с большой зарёй…


Джотто

Божьим хлебом, неловким светом,
Птичьим сборищем в тишине
Затерялся мой Джотто где-то
В голубом, сероватом сне…

Вместе с пальмами и святыми,
Пастухами, руном, вином…
И с младенчиком, и с Марией,
И с Иосифом пред ослом…

Где ты, Джотто, паришь сегодня?..
Или в свете олив завис
Над заснеженной преисподней –
Улыбаешься, смотришь вниз?..


Поклонение Волхвов

Мудрецы добрались и пришли верблюды;
Багровея, комета легла на навес;
Ореолы зажглись, пригревая остуду,
Посиневших небес…

И младенец притих на коленях Марии,
Невозможно далёк от волхвов и даров…
Но Иосиф и ангел понуро немые –
И не в силах поднять позолоты голов…

Мельхиор, Бальтазар и Каспар преклоненный;
Ладан, золото, миро: дворцы, пелены…
Небеса... И комета лежит на вселенной,
И цикады поют, словно вновь рождены.


* * *

В небе трещины и разводы.
Путь в Египет, ослиный крик.
В Вифлееме раскрылись гроты,
Мертвецы обрели язык.

И поют они песни скорби,
И беззвучный их смех трясёт…
Чуть качая пустые торбы,
Дальше, дальше осёл бредёт…

В Вифлееме младенцы плачут –
И молчат на камнях тела;
Материнские тени скачут –
То ли стон, то ли – крик осла…

Семенит ишачок в Египет
Озабоченно и светло…
В Вифлееме затихли крики;
Время в доски гвоздём вошло.


Воскресение Лазаря

Женщины в нимбах поддерживают с боков…
Бледное личико, тело – ствол в пеленах:
Страшно мне, Лазарь… жалко твоих снегов;
Смертный уют притаился и ждёт в домах…

Ждёт во дворах ветер, голодный снег,
Пара бродяг, волочащихся по дуге...
Господи, что это было: день или век?
Детство моё – в воздетой твоей руке?..

Золото нимбов – благой нищеты залог…
Пёс пробежал, лапу одну поджав…
Окна черны, пустынен и двор, и грот;
Лазарь, пора: вставай, черноту поправ.


* * *

Штукатурка не вечна; в небесной сини –
Кроны олив на камнях вверху.
Хладный родник у тебя в пустыне,
Ялик, брошенный на берегу.

В переплетении дней и веток,
Снов, прожаренных на огне,
Горестный ключ и сернист, и едок,
Как и бывает всегда во сне.

Камни, пустыня, и круче, круче
Путь, как по лестнице винтовой;
Словно одышка, бессонный ключик,
Сердце пульсирует над тобой…


* * *

Иоаким возвращается к пастухам
Сорок дней читать молитвы, поститься.
Продолженье рода дано царям…
Иоакиму с Анной наследник снится.

Бродят овцы; оливами на камнях
Зеленеют кроны, сочатся светом…
Неужели, Господи, и на меня
Бессловесной хватит молитвы этой?..

И родится у Анны малышка-дочь.
Назовётся она Марьям – Мария…
Блеют овцы; пастуший костёр – и ночь
Превращает в Угли дрова сухие…