(иронический рассказ)
 Уважаемый читатель, вы любите органную музыку? Если нет, то можете пропустить этот рассказ. Хотя, собственно, он не об органной музыке. А о девочке в шляпке, вознамерившейся посетить концерт органной музыки и некоторым образом за то пострадавшей. А вернее, угодившей в милицию. Вы спросите: как это возможно? А вот как.
Стоял теплый октябрьский вечер. Девочка шла на концерт органной музыки. Она училась на первом курсе музыкального училища в малоприметном культурному миру городе Черкассы. Почему девочку-первокурсницу, спросите вы, вместо дискотеки, понесло на органный концерт? Причин было несколько. Первокурсница была отличницей, мечтала стать Ван Клайберном и относилась свысока к дискотекам. Она любила классику. А где ее, кроме как на пластинках, в Черкассах-то услышишь? И тут, вдруг, какая удача, в училище устанавливают списанный в каком-то городе, говорят, в чешском,  старенький орган с худосочными натруженными трубами и втискивают его под плоский потолок концертного учебного зала. Звук выдавливался из органных натруженных труб, конечно, чахлый и бесцветный, почти как на  фисгармонии. И акустика учебного зала никак не способствовала окучиванию звука  обертонами.  Положив руку на сердце, следует признать - такой орган слушать человеку со вкусом и тонким слухом даже вредно. Один разве разик ладно уж, можно. Но больше – нет, не стоит. Это между нами.  Но зато в городе появились афиши и гастролеры, которые могли сыграть на старой развалине бессмертные творения  Баха.  Так что для города орган, все-таки, новое, прогрессивное слово. И вот первокурсница и отличница, будущий Ван Клайберн, отправляется на премьерный концерт, чтобы услышать, наконец, органную музыку  живьем, а не на скрипящих виниловых пластинках. Орган, конечно, студентку  разочаровал - никакого сравнения с его знаменитым коллегой из Домского собора. Но до Домского  надо еще доехать. А тут рядом, иди и слушай. Хотя бы разок.
Конечно, Бах вряд ли бы обрадовался, если бы услышал, как с его фугами напортачили на черкасской «фисгармонии». И не менее огорчился бы, увидев, сколько интеллектуальных черкасщан пришли в концертный зал послушать его бессмертные творения. Одно бы его, несомненно. обрадовало, что в почти пустом зале сидит юная студентка в милой шляпке. Бах сразу бы прочел в ее глазах интерес к его полифонии. И оценил не только ее учебное рвение – постигнуть тайны полифонии, но и дивную шапку, прикрывающую ее кудрявую головку.
Да, первокурсница действительно могла гордиться своим недавним приобретением – головным убором. Именно к премьере органного концерта она купила новую фетровую шляпку с кокетливо изогнутыми полями. Читатель скажет: зачем нужны такие подробности, касаемо  какой-то шляпки, если речь идет о концерте. Но именно эти меркантильные подробности играют главную роль в нашем рассказе. Потому что виной всему происшедшему будет именно новенькая фетровая шляпка.
Только нужно напомнить читателю о  времени, когда происходило действие. Это были годы брежневского застоя. Теперь уже мало кто помнит, что это было за время. А некоторые даже не нахвалятся: каким прекрасным было советское время, сплошное счастье, все стоило копейки. Но в Черкассах это время было скучным и будто застывшим навсегда в неподвижности. В магазинах – хоть шаром покати. В отделе дамской одежды в том числе. Это теперь, в эпоху развивающегося бизнеса, всего навалом. Но девочке-первокурснице в магазинах брежневского застоя одеться было не во что.  Советские пальто во всех универмагах, будто близнецы, были все одного цвета - горчично-коричневые. Одного фасона - мешковатого. Оденься первокурсница в такое, Бах бы не только испугался бы, но и утратил свое полифоническое дарование. К тому же у будущей знаменитой пианистки развился, в результате изучения произведений классиков - Шопена, Шумана, Скрябина, Тургенева и Грина особый утонченный, экзальтированный вкус. И так хотелось юной особе выглядеть изящно и неподражаемо. По этой, видимо, причине, пианистка-первокурсница  наотрез отказывалась носить   мохеровые береты, по форме напоминающие блин, или скучные вязаные шапочки грязных расцветок. Ей подавай только шляпку. И вот однажды первокурснице повезло. В центральном универмаге в продаже появилась одна единственная темно-синяя шляпка, к сожалению, совершенно не гармонирующая с имевшимися у студентки бежевым пальто и коричневыми туфлями. То таковы были условия эпохи брежневского застоя: бери, что «выкинули» в магазине, а  то разметут и это. Да, иной товар социалистического производства лучше бы действительно, выкинули, только не в магазин, а на свалку. Но делать нечего, студентка купила синюю шляпку, которая, что греха таить, ей чертовски шла. Первокурснице было, с одной стороны, неловко стыдно ходить в таком разношерстном прикиде - синей шляпке, бежевом пальто, черных перчатках и коричневых туфлях. Но такая уж выпала ей доля – родиться в СССР, в эпоху развитого социализма.  Ведь были в ее стране совсем еще недавно времена и похуже. Так что – радуйтесь жизни, юные, уже потому, что юность минует, и на смену ей придут долгие, вязкие годы возрастного застоя и угасания.
И вот, шляпка надета, органный концерт успешно завершен, стихли жидкие аплодисменты в почти пустом зале, и первокурсница направилась домой. Как бы то ни было, но дивные органные арии, жиги, прелюдии Баха пробудили в ее душе мечтательное настроение. И концертный вечер, казалось бы, не предвещал ничего  дурного. Да и что могло случиться в провинциальном городе, где установили орган, и где висят на домах огромные светящиеся буквы «МИР ТРУД МАЙ»? Но, как говорится, кому май, мечты, полифония, а кому ежедневный изнуряющий труд.
Студентка-пианистка, думая о  прелюдиях и фугах Иоганна Себастьяна, их загадочности и философской мудрости, вошла в салон городского автобуса. Салон - это громко сказано: автобус был старый, пыльный, с потертыми сидениями. И тут студентка вспомнила, что не запаслась билетом. А киоски, где продаются билеты,  закрыты. Билетерши в салоне в столь позднее время нет. Пассажиров всего трое. Спросить лишний билетик у них? Студентка оборачивается и видит на заднем сидении двух толстых баб с ярко накрашенными губами и красными пустыми глазами - то ли от усталости, то ли от принятой на ужин рюмашки. Бабы буравили злыми очами  тоненькую студентку в шляпке и следили за каждым ее шагом. Студентка сразу поняла: контролерши.  Надо срочно спросить билетик. У первого пассажира лишнего билетика не оказалось. У второго тоже. Студентка протянула пять копеек третьему пассажиру: «У вас не найдется билетик»? Но студентку прервали билетерши: «Эй, пассажир, ваш билет»? Юная почитательница фуг Баха растерянно моргнула и в голове пронеслась трагическая тема из Токкаты и фуги ре минор.
- Я сейчас куплю, - заверила бдительных трудяг-контролерш студентка. И тут третий пассажир достал из портмоне билет и протянул ей.
– Вот, мой билет, -  сказала торжественно студентка и прижала билет компостером.
Да только злые контролерши с студенткой не согласились: «Не-ет, поздно, милочка, мы видели, вы уже третью остановку едете без билета!» И закричали во все горло водителю, чтобы он не открывал двери – в салоне безбилетный пассажир. Водитель выпустил на остановке всех пассажиров, а безбилетницу, порывавшуюся выйти, взяли в оцепление большие красноглазые тети.
- Вези ее в отделение! – закричали контролерши. И автобус послушно покатил куда-то по ночным улицам Черкасс. В голове студентки зазвенели органные  инвенции, зарыдали басы, и все вокруг стало каким-то нелепым и нереальным. Контролерши, торжествуя, сдали студентку в милицию, заявив, что та, мол, дралась, кусалась, царапалась, материлась,  грозила какими-то знакомыми бандитами и, главное, отказалась платить штраф в  один рубль за безбилетный проезд.
Студентка не отчаивалась. Ведь она отличница, будущий Ван Клайберн, на ее стороне все классики, включая Иоганна Себастьяна, а главное, у нее есть вещественное доказательство – закомпостированный автобусный билет.
- Так, так, так, значит кусалась, материлась, угрожала? – спросил милиционер, с любопытством разглядывая нарушительницу порядка в общественном транспорте.
- Посмотрите на нее, она еще и улыбается,- кричала одна билетерша.
- Думает, шляпку надела, и теперь ей на всех плевать! – вне себя от злости вопила другая транспортная труженица.
- Так, гражданочки. Я вас попрошу, дальше – без вас, - сказал милиционер и выпроводил толстух. Было видно, что он их прекрасно знает, и дельце с безбилетниками  обтяпывают они все вместе не первый раз.
- Как же так,  с виду культурная особа, а материтесь, кусаетесь, угрожаете? - прилепился к студентке с допросом бдительный трудяга-милиционер.
- Я была на органном концерте, - смело возразила студентка, еще не окончательно опустившись на землю и цепляясь за полифонические пропосты и риспосты, – ехала в автобусе, вот мой билет, никого я не кусала. Пусть покажут укусы! Где укусы?!
- А вы мне не грубите, - ласково ответил милиционер. – А то я вас на пятнадцать суток посажу в камеру – за сопротивление милиции и хулиганство.
- Но вот же мой билет…
- Разберемся, - неспешно протянул милиционер. – Садитесь, составим протокол.
Пианистка, еще недавно мечтавшая о Домском соборе, конкурсе им. Чайковского, победе и всемирных гастролях, еще не расставшись с финальными аккордами органной мессы си минор, оглянулась вокруг, чтобы присесть. Понятно, что она не увидела ни органных труб, ни портретов Баха и его сыновей. Стены черкасского отделения милиции были обшарпанные и крашенные, очевидно, давно, еще при царе батюшке. А стул, один единственный, был таким старым, мерзким и потертым, будто говорил: видел я всякого разного народу, но вот чтоб в шляпке? Такого еще здесь не бывало. И строптивая студентка  - в своем чистом  бежевом пальтишке солнце-клеш - наотрез отказалась садиться на ужасный, отвратительный стул.
- Садись, а то я тебя точно упеку на пятнадцать суток, - холодно, сквозь зубы процедил милиционер. В эпоху развитого социализма граждане не выбирают не только  шляпку и пальто, но и стул, на который им вежливо предлагают присесть.  И студентка, не без чувства собственного достоинства, все же была вынуждена сесть.
Далее был допрос, протокол и угрозы. Оказалось, студентку за избиение двух толстых контролерш, теперь наверняка исключат из комсомола и музыкального училища. А там, возможно, будет еще и суд. И милиционер спросил – кем работают родители.
И тут все музыкальные темы канонов и инвенций начисто вылетели из головы горе-пианистки. Родители!.. На часах уже двенадцать ночи! Дочь первокурсница не вернулась с органного концерта! Во всем виноват орган вместе с Бахом! Все претензии к нему. И к развитому социализму, выбросившему в магазин фетровую шляпку, из-за которой трудяги-контролерши пришли в неописуемый гнев. Ведь известно же, что в стране пролетариев, контролерш и милиционеров каждый, кто в очках и не дай бог в шляпке – презираемый рабочим классом интеллигент, которого нужно сдать при первом удобном случае в отделение милиции – и на дыбу!
Через час допросов и угроз в милицию зачем-то привезли родителей зарвавшейся пианистки. Студентку отпустили – с наставлением на смерть перепуганным родителям: перевоспитать хулиганку. Из училища студентку не отчислили, хотя депешу из милиции и прочитали. Наверное, написанному не поверили. Ведь это была эпоха уже заходящего, всех утомившего социализма. Время его, тупое и бессмысленное, заканчивалось. А в  былые времена   гнусной депеше могли бы и поверить, да и сослать разнузданную обидчицу контролерш и милиционеров  на Соловки.  Отчего же произошла со студенткой такая оказия? Наверное, потому что она просто не понравилась контролершам. У них-то не было такой очаровательной шляпки. Или, быть может, не понравились ее глаза, в которых блистали отсветы органного зала, хрустальных люстр и медных труб. А может и по другой какой причине...
Но Баха студентка, воспрянув после автобусной драмы, играть не бросила. И со шляпками не рассталась. Ведь Бах и шляпки – это любовь на всю жизнь. А вот городские автобусы старается избегать. Лучше уж – пешком!