(детектив) Глава 3 Егор находился уже третьи сутки в хирургии и постепенно приходил в себя. Однако по-прежнему малейшее движение вызывало острую головную боль. Врачи запретили к Егору визиты коллег и друзей. Да у Егора их в Киеве, собственно, почти что и не было. Многие знакомые и приятели разъехались по разным странам. С открытием евровиз у народа появилась свобода выбора. Молодёжь устремились во все концы света - учиться, работать, реализовать свои творческие и бизнес-планы, научный потенциал и просто путешествовать. Об одном таком парне из провинциального городка Буча Егор писал как-то статью в "Караван". Парнишка с детства мечтал увидеть мир. И однажды, после опубликованного им объявления о желании путешествовать, он получил от неизвестного доброжелателя перевод на небольшую сумму и отправился в путь. Добрался автостопом до Монголии. Деньги и документы по дороге украли. Парень устроился в школу - учителем физкультуры. Собрав необходимую сумму, вновь отправился в путь. Прибыл во Вьетнам. Прожил там пару лет. По возвращении в Украину рассказал журналисту, что Вьетнам обворожил его, это не страна, а мечта. И что теперь в его планах поселиться там навсегда. Друзья не раз звали Егора в Канаду, зарекомендовавшую себя прекрасными условиями для эмигрантов. Однако Егор любил беззаветно родной Киев, днепровское раздолье, а главное: ему было интересно проводить открытые журналистские расследования в стране, которая переживает уникальный исторический момент - рождение культурного феномена: украинской демократии. Поэтому он никуда за рубеж не рвался. Хотелось находиться внутри интереснейших событий, которые происходят здесь и сейчас, и он, журналист, непосредственный их участник. Теперь Егор размышлял, надолго ли он застрял в больнице, что значительно замедлило его расследование. И анализировал, что на самом деле произошло с ним в павильоне. Его хотели убить, это было несомненно. Но кто? Убийца художника? Тогда зачем преступник явился ещё раз в мастерскую? За картиной? Полицейский сказал, что никакой картины с обнаженной в павильоне нет. Если бы была, полиция ее бы увидела. Значит, её похитили? Почему похитили не сразу? Чтобы сбить всех с толку? Убийца вложил жертве кинжал в руку, затем вернулся и спокойно вынес картину? И он добился своего - официальная версия: самоубийство. Может, полиция просто спешит по какой-то причине побыстрей закрыть это дело? Ведь в стране есть проблемы куда сетьезней, чем убийство (или самойбийство) китайца. Каждый день страну стрясают новости о гибели военных и гражданского населения на юге и востоке страны. Постоянно проводится ротация вооруженных сил, полиции. Все внимание прессы, общественности сосредоточено на военном конфликте на Донбассе и в Крыму. До китайского ли художника людям в подобной обстановке? Единственный, пожалуй, кто интересовался серьезно этим делом был он, журналист Лозко. Егору нетерпелось вернуться к работе и навести справки о характере смертельных ранений на теле художника. Если Юнь Тинь, как сообщил словоохотливый полицейский, был знатоком тибетских боевых искусств, то, во-первых, мог бы защититься - в случае нападения, или погубить себя технически безупречно - ведь от способа ножевого ранения зависит как наступит конец - быстро и легко или медленно и мучительно. Если полиция утверждает, что это самоубийство, размышлял Егор, то тут два варианта: либо кого-то выше устраивает такая версия - для успокоения общественного мнения, либо целью является усыпление бдительности преступника, что более правдоподобно. И преступник уже начал делать ошибки, пытаясь похитить картину и устранить непрошенного гостя.. От накатившего вороха спутанных мыслей и предположений, Егор пришёл в чрезвычайное волнение. Хотелось сорваться с места и бежать опрометью в редакцию - изучать материалы, касающиеся прошлого Юнь Тинь, его бегства от коммунистической режима. Но едва Егор попытался приподнять голову, она словно наливалась свинцом, и он падал без сил на подушку. Впервые в жизни Егор почувствовал, что его тело живёт отдельной от души жизнью. Ещё в детстве он был уверен, что родился в рубашке. Так ему говорили родные. Его сверстники переболели кто свинкой, кто корью, и всякой прочей хренью, он же был всегда здоров как бык. Вместе с друзьями Егор перемахивал через высокие заборы, в чужие сады, за грушами и виноградом. Взбирался на крыши многоэтажек. Спускался для исследований подземной жизни в городскую канализацию. Лазил ночью в маске Кинг-Конга в форточку к знакомым девчонкам, чтобы попугать их. Взрывал самодельные петарды. Катался на крыше пригородных электричек. Совершал массу мальчишеских проказ, и был единственный, кто выходил неизменно сухим из воды. Приключения заканчивались для друзей частенько неудачно: ожогами, переломами, детской комнатой милиции. Друзья говорили о Егоре: окажись он в какой-то горячей точке мира - при извержении вулкана, цунами, землетрясении, военном конфликте, - можно с уверенностью утверждать: кто-кто, а этот вихрастый красавчик останется цел и невредим. И вот теперь, в самом начале расследования, (разумеется, самовольного, так как редактор "Каравана" вряд ли будет счастлив от его дерзких похождений - он не приветствовал подобные выходки подчинённых без предварительного с ним согласования), надо же случится такому - Егор получил тяжелую травму, и теперь связан по рукам и ногам, тогда как время не терпит. Зато мышление работало, несмотря ни на что, отлично, сознание оставалось незамутненным. И, лёжа на койке, Егор имел возможность хорошенько обдумать свои дальнейшие действия. Прежде всего он потребовал от полицейского предоставить ему адвоката. Не мешало ещё угодить за решётку по обвинению в попытке кражи безценного скифского антиквариата. Далее, нужно раздобыть материал с места происшествия: фотографии мастерской, мольберта, картин, а главное - тела и ножевых ран. Телефон Егора пропал - либо его украли ещё в электричке, либо забрал нападник. Без телефона журналист был как без рук. И тут ему передали в палату гостинец от коллег - корзинку с фруктами и коробку конфет. Егор открыл коробку - под первым слоем шоколада располагался второй. И ещё ниже, под рифленой бумажной прокладкой - новенький телефон и записка: "Привет, Ежик, есть интересные новости. Звони Ляле". Егор едва не спрыгнул с койки от радостного возбуждения. Ёжиком его называла только одна особа - Алла, телекорреспондентка. Теперь именно она, единственная, вышла с ним на связь, хорошо осведомленная о том, в какую передрягу попал коллега. Намекнув на Лялю, Алла дала понять - напрямую общаться небезопасно. Никто не должен знать, откуда Егору поступает информация об интересующем его деле. Ляля - это кузина Аллы. Егор видел эту юную девчушку вострушку только однажды, на какой-то художественной тусовке. Егор тут же позвонил Ляле: - Привет, детка. Это я, Ежик. Ляля хмыкнула в ответ и с готовностью протараторила то, что ей сбросила на почту Алла. - Дядя Ёжик. Сеструха передает, что известная вам личность состояла в юности в запрещённой в Китае буддистской организации Фалуньгунь. Бежал в тридцать пять через монгольскую границу, осел в Киеве, преподавал в Академии художественно- прикладного искусства. Став широко известным, делал пожертвования в пользу международного отделения Фалуньгунь, находящегося в США, Канаде и Австралии. Имел на родине непродолжительную связь с представительницей народности мосо, в традиции которой бытует матриархат: женщина сама выбирает партнёра, выходит замуж лишь символически, столько раз, сколько пожелает, не закрепляя ни за одним из мужей право на отцовство. Таким образом - данный господин законных наследников от символического брака не имеет. В случае своей кончины все свое движимое и недвижимое имущество завещал фонду Фалуньгунь. Егор поблагодарил Лялю за информацию. Итак, новые данные о художнике кардинально меняли дело. Причастность Юнь Тинь к деятельности печально известной нью-буддистской организации могла стать причиной гибели художника. О том, сколько членов этой организации преследовалось коммунистическим режимом и погибло в концлагерях, международным информационным агентствам мало что известно. По предположениям - несколько миллионов. Но даже те, кому удалось в свое время бежать за границу, никогда не чувствовали себя а безопасности. И тот факт, что беглецы сплотились, воссоздали эту организацию за рубежом, поддерживали друг друга морально и финансово, не могло быть не замеченным китайским руководством. И на беглецов началась охота. Одной из жертв беспощадного режима мог стать и Юнь Тинь.