Повесть Аппаратуру в хате художницы Ирины подключили - благо, электричество в Снежковке еще есть, можно начинать. Гнедых дал студенткам указание: по ходу записи опрашивать певиц и письменно фиксировать название каждой песни, от кого и когда её слышали, о чем содержание, так как многие примеры содержат старые, современному человеку непонятные слова. - Історичну, значить, співати? - спросила баба Олеся. И обратилась к подругам. - Що, баби, може про вдову заведемо? Підхопите? Бо я тільки першу строку пам'ятаю. Бабы согласно кивали. - Та якось воно буде. Взявся за гуж, казали діди, не кажи, що не дюж. - Тоді вмикайте свого магнітофона, дівчата, - сказала она і затянула: "Оооооооооооо-ой, Летілааааааа стріла". И тут вступило трио старых певунь. "З-за синьоооооооо-го... Моооооооооооо-ря...." А затем пятая певица как воскликнет раненой птицей, поверх четырех голосов, верхний, пронзительный подголосок; "Ой, де ж воооооооо-на Впаааааааааааааа-ла? Наааа вдовиному пооооо-лі". Вика слушала дивное, кружевное переплетение гортанных, сочных голосов и не верила своим ушам. Как? Разве это возможно? Сохранить в столь почтенном возрасте такие сильные и яркие, полные жизненных соков голоса? Старые певицы, после тридцателетнего перерыва запросто вспомнили все слова бесконечной, казалось, баллады про вдову и её погибшего сына, и все до единого подголоски. Каждая исполнительница вела свою мелодию и оригинальный, витиеватый ритмический рисунок. Старые певицы держали строй безукоризненно и слаженно, как будто репетировали ежедневно, часами. В музыкальном представлении сельских солисток была некая эмоциональная отрешенность. Ничего личного. Это пела сама Доля - о вековечном женском горе. Баба Олеся то вступала одна, то бабы голосили все разом, пронзительным квинтетом врезаясь в вечернюю благодать Снежковки. "А когоооо ж вона вбиии-ла? А вдовиногооо сина..." Виктория, от переполняющих её чувств, вышла из хаты во двор. Песня про вдову летела над горой, Северским Донцом - вслед заходящему солнцу. Бескрайние лесные и речные просторы озарялись багровым закатом. Такой красоты Вика никогда и нигде не видела. Вот так бы, по взмаху волшебной палочки, замереть на Снежковской горе каменной бабой, любоваться раздольем и слушать вековечные песни. В ее восторженное, блаженное состояние везапно вторгся Гнедых - распорядился не уходить из хаты и заняться расспросами исполнительниц. Как только баллада закончилась, Вика, вооружившись блокнотом и ручкой, поинтересовалась у старой Олеси, где она слышала песню про вдову. - Як це - де? - удивилась Олеся. - Тут, у Сніжковці. Від моєї бабусі. - Может быть, какие-то песни вы слушали в других селах? - Ні, усі пісні тутешні. Вика растерялась. Ведь в учебниках по истории музыки писалось, что народные песни сочинили безвестные талантливые мастера, а народ их подхватывал, собирал и разносил по всем славянским землям. А в Снежковке, выходит, гениальные песни сотворили жители именно данной местности? - Но в других селах поют эту песню? Её должны знать повсюду. Она какая-то необычайная, удивительная. - Та звідки ж я знаю, чи її співають деінде, чи ні. Я ж ніколи з Сніжковки нікуди ані ногою. Вика подумала, что ослышалась. - Вы никогда не выходили в соседнее село? Это же рядом, в шести километрах, кажется. А в Изюме были? - Та я ж кажу: ніде ніколи не була. Виктория отказывалась понимать услышанное. Почему баба Олеся ни разу за свою долгую, более чем столетнюю жизнь, не побывала ни в соседнем селе, ни в Изюме? Фантастика. - А навіщо? - пожала плечами старуха. - Мені і тут добре! Продолжение следует