*1*

29 декабря, свободно рассекая по плохо расчищенной трассе, в город въехала крутая иномарка. В ней находился некто Николай Николаевич Гребень, назначенный новым губернатором области. Покинув свой родной город около суток назад, проделав непростой заснеженный путь через четверть страны, Гребень с юго-востока въехал в Сумы.

А уже на следующий день, словно в насмешку над новым губернатором, в тот же город, но с северо-запада лихо вошли передовые отряды войска кельтского царя Беловира по прозвищу Странник.

Первой в Сумы ворвалась чумная кельтская конница. Она влетела внутри ужасного огненного клуба - огонь извергался, казалось, не только из лошадиных морд, но даже из-под каменных ляжек всадников. Вслед за конными воинами в город ворвались сумасшедшие голые парни. Их обнаженные тела были безупречны: плечистые, рослые, атлетически сложенные и... густо испещренные боевой татуировкой разных оттенков синего. Страшно и возбуждающе! Огонь - в глазах, меч - в руках, копье над пахом, ах! Поначалу воинственный мужской стриптиз не на шутку встревожил, вскружил голову сумчанкам, ставшим свидетельницами внезапного появления в городе ударного кельтского отряда. “Вот это самцы!” - восхищались сумчанки и тут же, в самых неподходящих местах - на улице, в проулке, подворотне, на автостоянке, голубятне, в подъезде, подвале, на чердаке - становились обладательницами роскошных мужских тел. (В то же самое время какой-нибудь бессердечный насильник наивно полагал, что в результате короткой, но очень ожесточенной борьбы ему удалось сломить сопротивление на редкость несговорчивой и дерзкой уличной красотки.)

Сам же кельтский царь погнушался первым потоптать снег чужих владений и только спустя четверть часа после полонения Сум, будто играючи, снес пару любопытных голов. Сумчане, которым странные люди на лошадях, разодетые в нездешние меха и кожу, обвешанные колюще-рубящим оружием и тяжелыми золотыми цепями, показались вначале киносъемочной группой из столичной студии “Довженко”, совсем скоро пришли в ужас от первой пролитой крови. Впервые увидев отрубленные головы, продолжавшие ворочать языком, горожане в смертельном испуге попрятались по дворам, офисам и квартирам.

Вскоре на улицах то там то сям запестрели припорошенные снегом трупы людей. Опознать их было практически невозможно: все как один они были обезглавлены. Со зловещим свистом, словно вторя январскому ветру, охотники за головами несколько дней кряду носились по городу. С их седел свисали жутковатые грозди человеческих голов. С полдюжины черепов кельты прибили над входом в бывший универмаг. В центре, между третьим и четвертым черепом, будто нарочно, оставили свободное место. Кто-то из горожан пошутил по-черному: мол, местечко-то для губернаторской головы!.. Другие рассказывали, что у кельтов, наоборот, было принято не разбазаривать головы уважаемых или знатных врагов, а бальзамировать в кедровом масле. Так что, скорее всего, голову Гребеня кельтский царь забальзамирует и станет демонстрировать друзьям-сотоварищам, выставив ее на золотом блюде. А вообще, такая ненормальная страсть кельтов к человеческим головам объясняется просто: кельты верили, что даже после отсечения в голове оставалась жить некая неосязаемая сила, которая становилась защитником нового владельца головы. Вот пришельцы и прибивали чужие черепа над входом в жилища и храмы. Эх, темень беспросветная! Варвары, одним словом.

...Спустя три или четыре дня после вступления в город, устроив публичную демонстрацию силы - отрубив прилюдно головы восьмерым бомжам и трем милиционерам, вздумавшим отстреливаться резиновыми пулями,- Беловир взошел на свежесколоченную плаху и громогласно объявил, что отныне он царь Сум и всех земель в округе, удаленных не менее чем на сотню верст. Казнь проходила на площади Незалэжности напротив кривого, как бумеранг, здания облгосадминистрации. Людей беспощадные кельты согнали видимо-невидимо (коммунистам в лучшие времена не удавалось собирать сразу столько народа). Короткие мечи и горящие стрелы - лучший аргумент для толпы, считал царь кельтов, а теперь и сумчан. В самом деле: или тебя заколют, или твой дом сожгут. Разумней бездумному сопротивлению повиноваться.

Гребень думал по-другому. Окно его нового кабинета выходило как раз на плаху, где в течение 20 минут одну за другой отсекли одиннадцать голов. С тоской наблюдая за казнью, Гребень размышлял, откуда могли свалиться на город и лично на его голову эти архаичные варвары, костям которых было положено истлеть еще 17 веков назад. “Может, лопнула кишка времени, в которой отложено прошлое, и все непотребное, все дерьмо, которое не смогла переварить история, хлынуло к нам? Явилось в образе этих варваров?” - так образно размышлял губернатор Гребень. Сначала он поклялся поставить на место этих кровожадных недоумков. Поклялся сделать это даже интеллигентно. Но затем, услышав, как Беловир провозгласил себя царем здешних мест, не сдержал в себе гнева: “Суки, я сделаю вас!” Глаза его нехорошо заблестели, выдав в нем властолюбца и игрока.

*2*

...Рассосалась не только пропасть между прошлым и настоящим - исчезли языковые барьеры между людьми. Над сумчанами довлел страх - лучший переводчик между людьми. Сумчане, не задумываясь, понимали язык завоевателей, словно все поголовно учились в спецклассах с кельтским уклоном. Кельты тоже были парни не промах: в словари не заглядывали, а если что-то и не могли понять, то в ответ рубили с плеча... Больше не существовало кацапов, хохлов и кельтов. Люди разделились на тех, кто властвует и несет смерть или спасение, и тех, кто ищет спасения, дрожа от смертельного ужаса. Люди боялись бояться, потому что именно на таких в первую очередь падал жребий быть поруганным, изнасилованным, избитым или вовсе казненным.

Кельтские воины мародерствовали, громили магазины и дома, вынося из них все подчистую, особенно радуясь бутылкам с яркими этикетками и сверкающим, как греческий жемчуг, импортным унитазам. Сумских мужчин не щадили - те оказались безоружными и обреченными на смерть. Стоны и крики стояли первые три дня, в многоэтажках верхние квартиры затапливали кровью нижние, кровь капала с люстр, стекала по ступеням лестниц... Брошенные на произвол судьбы снежные заносы и сугробы на улицах вскоре приобрели темно-пурпурный оттенок, а затем и вовсе почернели, словно их облили мазутом.

За местными женщинами и девушками жадно охотились. Устраивали облавы с красивыми злыми собаками. Настигнув, насиловали где придется - в снегу, на чердаках и подвалах, в квартирах и вымерших магазинах. Несчастные сумчанки уже не находили прелести в обладании воинственными пришельцами.

Особенно красивых сумчанок, не обращая внимания на их гримасы боли и ненависти, щедро одаривали шкурами, громадными медвежьими и лисьими шубами, золотом, стеклянными камнями (выбитыми из награбленной бижутерии) и... блестящими унитазами.

Сумских женщин варвары полюбили. То один то другой кельтский начальник отбивал у простого воина смазливую девицу и вел ее к друиду, чтобы тот по полету птиц или току крови, пролитой жертвой, погадал о брачной судьбе кельта. Иногда кельт, не дойдя до жреца, убивал избранницу и, взвалив на спину ее истекающее кровью тело, шел к месту жертвоприношений. На площади возле нового торгового центра кельты приносили в жертву своим богам чужие человеческие жизни.

*3*

Публичные жертвоприношения завораживали и пугали одновременно. Непонятный религиозный ритуал, динамичный и непредсказуемый, проникнутый неизвестным смыслом и первобытным страхом и благоговением перед всем, что до сих пор оставалось первобытным: небом, солнцем, облаками, скрытой подо льдом рекой, землей, с любовью засыпанной снегом, деревьями, уснувшими, как черные гуси, на одной ноге... И нескончаемая череда убийств.

Вначале пришельцы внесли в центр площади, облюбованной под ритуальные мистерии, деревянного воина с коротким телом и громадной головой в золотом шлеме. Мнившие себя знатоками истории кельтов делали смелые предположения, обсуждая назначение того деревянного божка. Вот и сейчас двое сумчан (обоим на вид за пятьдесят) всерьез сцепились в словесном поединке. Одному Богу известно, что заставило их рвать глотку и доказывать никому не нужную правоту - неожиданная вспышка социальной активности (заменившей в их возрасте сексуальную) или обычное тупое упрямство... Невзирая на косые взгляды пришельцев, первый “знаток” хриплым голосом доказывал: “А я тебе говорю, это Кернуннос! Видишь, из его шлема рога торчат? Вот то-то и оно! Кернунносом кельты звали рогатого бога, покровительствовавшего всем - и охотникам, и животным.” - “Нет, не похож этот истукан на Кернунноса,- не соглашался случайный оппонент, воинственно навострив на собеседника бородку в форме клина.- И вообще, рогатого бога звали по-другому. Герне-охотник - вот как его звали! Да и где ты видел рожки на его шлеме? А? Вот две молнии, торчащие из его пасти вместо клыков, я вижу, а рога - нет! Это самый что ни на есть Таранис! Бог молний собственной персоной!”

Спор немедленно стих, когда кельты, подходя к божеству с разных сторон, начали кидать к его ногам деревянные фигурки. Те с сухим стуком ударялись друг о дружку, постепенно из них выросла куча мала. Внезапно из пасти Кернунноса-Тараниса, из двух зигзагообразных выростов, и в самом деле похожих на молнии, что-то коротко сверкнуло - и в ту же секунду вспыхнула очередная фигурка, принесенная в жертву кельтскому богу. Вспышка молнии застигла ее в полете... Еще с дюжину фигурок упало к ногам божка нетронутыми, как вдруг еще одна была объята таинственным огнем. Потом еще... еще... Наконец вспыхнул жертвенный костер, а за ним - и сам деревянный бог.

Это словно сигналом послужило для смурного друида, одетого в безукоризненно белую длинную рубаху. В то время, пока кельты забрасывали бога деревянными фигурками, жрец неподвижно стоял позади одного из спорщиков - того, что отбивался от собеседника острой бородкой. Вдруг, выхватив из-под полы короткий меч, друид одним ударом вогнал его в спину стоявшему впереди человеку. Затем долго наблюдал за агонией жертвы, угасающими с каждой секундой конвульсиями, за тем, как шальным вином хлестала из раны кровь, окрашивая вытоптанный снег. Когда человек умер, жрец сказал: “Я кончил гадать. Этот город наш до тех пор, пока того хочет бог Белатукадор”.

*4*

“Отец, какая нелегкая принесла нас в этот поганый город? - спрашивал-жаловался царю его девятнадцатилетний сын Луг.- Не по нутру мне это место, и люди здесь непокорные и злые - ни подчиняться не умеют, ни править!” - “Кельт не может представить свою жизнь без путешествий,- в который раз пытался объяснить смысл их скитаний по свету отец.- Путешествие, сынок,- это путь развития души, путь испытаний, которые обязательно должен пережить человек. Путешествие - обязанность, вверенная нам нашими богами. В одной очень древней легенде (известной кельтам еще с тех незапамятных времен, когда племена наших предков жили в земле Индийской) рассказывается, что где-то здесь на севере, среди бескрайних неприветливых к нам просторов, скрывается райская земля. Пока мы путешествуем в поисках рая, наши боги путешествуют в нас - боги, как и люди, склонны к перемене мест. Путешествие облагораживает их образ и закаляет дух. Я чувствую: наши боги устали скитаться, их желание обрести покой на райской земле острей, чем наше. Я чувствую это и оттого не даю никому покоя”.

*5*

Жизнь в Сумах в напряжении замерла, будто натянутая тетива. Людям хотелось бы верить, что их обманывают, что шок вызван сном наяву или, на худой конец, преступлением, чей срок уже должен истечь: ведь все ужасное рано или поздно должно заканчиваться - наводнение, пожар, лютый холод, засуха, эпидемии, война... Последняя война, потрясшая город и заставившая с десяток женщин надеть черные платки, была войной между таксистами и подростками. Разбитые кузова таксистских “тачек” и разбитые головы... Побоище случилось недели за две до появления варваров. Тогда, после реанимации и похорон, не смогли найти однозначного ответа, зачем били головы и машины, но, как писали газеты, такой ответ пытались найти, потому что были причины (“Смерть без причины - признак дурачины”,- сказал один злой шутник)... Но что стало причиной появления в Сумах кельтского воинства? Антициклон, предсказание Павла Глобы, парад планет, чье-то дурное расположение духа?.. Нелепица, абсурд, нонсенс, чушь - варвары в городе! Чушь, уже стоившая жизни нескольким десяткам горожан.

Странно, но в кельтском плену смерть таксистов и подростков не казалась уже такой дикой и бессмысленной. Напротив, она стала понятней и даже родней...

В городе не спадали крепкие морозы, от которых было тяжело дышать и мерзли глаза. Причину лютому холоду люди искали, как ни странно, не в природе, а в самих себе - в том фантастическом страхе, который сковал их, казалось, с ног до головы. “Холодно-то как!” - “Мы боимся - вот и холод вокруг!” - “Что-то новенькое, чтобы морозы были страхом вызваны.” - “А ты как думал! Без душевного тепла и природе холодно. А какое от нас можно ждать тепло, если страх превратил наши души в лед!..” Такие разговоры изредка можно было услышать между случайными прохожими, рискнувшими высунуть нос на улицу в поисках спичек и какого-нибудь пропитания.

Торговля в Сумах умерла.

“Ваше величество, люди умрут без торговли,- сказал Гребень царю Беловиру, чудом пробившись сквозь заслон диковатых охранников.- Торговля не только обмен вещами и продуктами, торговля - это движение...” - “К дьяволу такое движение! - рявкнул Беловир.- Я воин, и мои люди - воины. Казню всякого, кто осмелится...” - “Город, который вы захватили, обеспечивает пищей ваших солдат. Не будет горожан - не будет еды, не станет сил и у вашего воинства.” - “Так что тебе надо?” - “Наведите порядок, ваше величество! Ваши солдаты продолжают убивать ни в чем не повинных людей. Сейчас эти люди - ваши. Их жизнь целиком в ваших руках.” - “Хорошо, я назначу своих людей... Мой сын возьмет на себя командование... Как у вас зовется войско, что следит за порядком в городе?” - “Милиция, ваше величество.” - “Один черт. Отныне милицией будет править мой сын Луг... Теперь ступай прочь!” - “Осмелюсь только спросить: потянет ли... по силам ли будет вашему сыну такая непростая работа? Сохранять мир в городе и брать его штурмом - совсем не одно и то же.” - “Перечить мне?! Да как ты смел! Вон!!!”

Покидая царскую резиденцию (под которую кельты приспособили третий этаж Центрального универмага, где до этого работали отделы “Мебель” и “Ковры”), Гребень достал из записной книжки свою визитную карточку и протянул Беловиру: “Если у вас будут проблемы, вы сможете связаться со мной по этим телефонам.” - “Я отрублю тебе голову, чтобы ты не знал о моих проблемах! - громко расхохотался царь кельтов.- Ты хочешь, чтобы я воспользовался этой дьявольской штукой?!” В руках Беловира блеснул серебристый корпус мобильного телефона.

*6*

Кельтские воины находились в не меньшей растерянности, чем сумчане. Варвары не переставали удивляться всему, что встречали на улицах, чем пользовались в захваченных домах. Они впервые брали такой город, впервые не ощущали полноты своей власти. Телефон, утюг, микроволновая печь, автомобиль, пылесос, маршрутка, кофеварка, компьютер - солдаты из прошлого не могли правильно выговорить ни одного из этих слов. Сами вещи приводили пришельцев в трепет и ярость, вызывали восхищение и ужас совершенством и непостижимым знанием, заключенным в них.

Кельты, как и сумчане, с нетерпением ждали, когда они наконец очнутся от волшебного сна, оседлают коней и отправятся дальше - завоевывать новые страны... Но жизнь, какой бы абсурдной и жестокой она ни была, продолжалась. Среди мерзлых конских яблок, отрубленных голов, пустых рыночных и магазинных прилавков, среди удивительных вещей - телевизоров, стиральных машин, мобильных телефонов...

Первыми не выдержали кельтские солдаты. Возможно, нервы у них сдали от переизбытка информации, возможно - от плохого питания. Так или иначе, участились погромы и казни, волна пожаров и самосудов прокатилась по городу. Гребень навел справки: сын царя Беловира неделю не появлялся в городском УМВД, а когда неожиданно нагрянул, сходу заколол троих милиционеров, на остальных долго орал на неизвестном наречии, потом приказал принести ящики с вином и заперся в бывшем кабинете начальника УМВД, Из достоверных источников Гребеню стало известно, что царевич продолжал там пить и поныне. Гребень понял: город никто не контролирует. И в этот момент губернатору позвонил царь: “Я не потерплю двоевластия! Но этот город - сущий ад! Мои люди не знают, как им управлять. Ты сейчас же дашь мне совет, как мне справиться с этим хаосом!” - “Я всегда готов помочь вам советом, ваше величество! Более того, по вашему требованию я направлю к вам моих лучших советников, которые станут неотступно следовать за вашими людьми, помогая им словом и делом.” - “Так не медли! Мои люди гибнут!..” - “Придется подождать, ваше величество. Вы казнили прежних... советников. Мои же находятся в сутках езды отсюда. Я поспешу их вызвать в Сумы, если ваши намерения в самом деле серьезны...” - “Ты снова дерзишь! Серьезны ли мои намерения?! Мое войско превращается в сброд! Ваши женщины, ваше вино, ваши... как их там... компьютерные игры! Адская смесь и ересь! Чума милей! Нет больше тех солдат, с которыми я бил римских легионеров!.. Гребень, я своей рукой отрублю тебе голову, если завтра же твои люди не попытаются остановить... нет, такое я им не доверю. Если они не помогут советом, как справиться со злом, которое вы называете цивилизацией. Только варвары могут жить в таком мире!”


*7*


“Ваши жрецы сходят с ума”,- с брезгливой гримасой заметил Гребень, наблюдая за тем, как трое молодых кельтов, одетых в такие же, как у старых жрецов, длинные белые рубахи, бездумно катались по снегу на площади против облгосадминистрации. Перед этим молодые парни наперебой читали какие-то тексты, очень похожие на стихи. С каждой минутой чтение становилось все более возбужденным, и вот уже ярость и исступление руководили сумасшедшими чтецами...

“Это барды,- улыбнувшись, ответил царь Беловир.- Они говорят друг с другом на тайном языке огам. Состязаясь в декламации наших законов, переложенных в форме искусных стихов, барды стремятся достичь состояния, которое вы называете трансом. Когда это им удается, молодые жрецы начинают слышать голоса духов и обретают способность пророчествовать. Согласись, Гребень, лучше слыть пророком, чтя законы, чем нарушая их!” - “Осмелюсь не согласиться с вашей точкой зрения, ваше величество,- снисходительно ухмыльнувшись, покачал головой губернатор.- Ваш взгляд - такой же пережиток прошлого, как ваши деревянные боги. Простите за прямоту. Жить по законам - значит, рано или поздно оказаться в роли жертвы. И наоборот: тот, кто стоит над законом, кто подчинил его своей воле,- назначение такого повелевать и... выбирать богам их жертвы.” - “Странно это слышать от вас, губернатор,- поднял удивленно брови царь кельтов.- Ведь вы царек, нет - царь местных земель. Бывший... Но тем не менее как вы можете допустить мысль быть выше закона!” - “Я люблю жизнь, ваше величество, а жизнь, настоящая, наполненная,- жизнь не терпит условностей, таких, например, как законы.” - “Жизнь? Что ты знаешь о жизни, Гребень... если понятия не имеешь о смерти? Ты хоть раз водил войско на смерть?” - “Зачем? Я отдавал приказ и... ненужные люди переставали мешать мне.” - “Так ты мелочен, Гребень! А как же культ воина-победителя, благородного героя?” - “Чепуха! Простите...” - “К черту, Гребень, как вы сказали, условности! Давайте на чистоту! Я не рублю головы за откровенность!.. У вас вызывает смех наше поклонение перед воином-героем, воином-победителем? Каковы же ваши идеалы, губернатор?” - “Идеалы? Но я же сказал вам: я люблю жизнь вне всяких условностей. Идеалы относятся к ряду условностей.” - “Так что же ваша жизнь без идеалов? Что в ней осталось?” - “О-о, ваше величество! Столько еще всего: власть, деньги, игра, азарт, женщины, скачки, охота, певички, страсть, политика и... снова власть! Разве этого мало?” - “Власть помогает упорядочить жизнь - власть над слабостями и страстями, власть над обстоятельствами, власть над людьми... Власть призвана помочь человеку выполнить его миссию - ту самую, которая в свою очередь назначена человеку судьбой. Какова ваша миссия, г-н губернатор?” - “Быть первым и повелевать.” - “Жить ради себя - это не миссия. Это позор для воина и героя.” - “К черту, героя! Зачем мне жизнь, в которой нет меня и власти? Безграничной власти над людьми?!” - “Да ты варвар, Гребень! В тебе нет бога!..”


*8*


“Бог высоко, царь да... Справлюсь! - решил про себя Гребень.- Кто нам мешает, тот нам и поможет!” В рань, приблизительно в 6.30, у входа в филармонию раздался мощный взрыв. Он разнес на части тело Орвака, палача и правую руку царя Беловира. В ту роковую минуту Орвак, выйдя из своих апартаментов, устроенных в большом зале филармонии, садился на гнедого жеребца. Богам пришлось немало потрудиться, собирая в золотую чашу разметанные по свету останки души главного кельтского воина... А уже через четверть часа солдаты Беловира выволокли из теплой постели заспанного губернатора. Не дав ему опомниться и умыться, поволокли вон из дома. (Гребень жил в старом каменном доме в самом начале Соборной; окна его четырехкомнатной квартиры, купленной у еврейской семьи, выехавшей в Израиль, выходили на торец потерянной, казалось, навсегда облгосадминистрации.)

Все брюха диванов, кушеток, кресел, выставленных в бывшем отделе ЦУМа, были вспороты. Царь в бешенстве расхаживал среди мебели, слепо размахивая мечом, не зная, на чем еще сорвать злость. Увидев Гребеня в пижаме, Беловир побагровел, как вареный бурак. Приставив к горлу губернатора меч, царь потребовал от него взять на себя убийство верного Орвака. “У тебя нет другого выхода,- рассудил царь.- Я устал от двоевластия. В моем царстве не может быть такого чина, как губернатор. Ты признаешь за собой вину, я объявлю народу, что ты изменник, и казню тебя. Однако я поступлю милостиво к твоей семье: дам ей золота столько, сколько влезет в... как вы его называете?.. унитаз.” - “Все в вашей воле, ваше величество,- с нарочитой покорностью принял удар судьбы Гребень. И тут же осмелился возразить: - Но позвольте показать вам кое-какие видеоматериалы...” - “Что? Мне непонятны твои слова!” - “Вы увидите, что некоторые ваши командиры, недовольные вашими...” - “Да как ты смеешь! Мной недовольны?! Я сейчас же!..” - “...Есть люди, которые хотят столкнуть нас лбами, ваше величество. Таким образом ваши тайные враги надеются ослабить вашу силу и власть. Позвольте, я позвоню секретарю, и он мигом привезет кассету?” - “Валяй. Все равно не миновать тебе плахи”.

Кассету привез не секретарь, а жена Гребеня Нина Григорьевна. У нее была большая украинская грудь и крепкое здоровье. Какой кельтский мужчина, в особенности если он царь, мог бы устоять перед такой справжней красуней?.. Беловиру помогла устоять его жена Вала, маленькая ревнивая женщина с волосами цвета серебристо-черной шубы из чернобурки, небрежно наброшенной на плечи г-жи Гребень.

Кассету смотрели сначала не дыша. Зрелище для кельтов до сих пор было в новинку, к тому же не из приятных. На экране телевизора Гларгос, рослый плечистый здоровяк, командовавший передовым конным отрядом в 70 мечей, истязал майора СБУ Короленко, начальника минно-саперного отдела. Гларгос принуждал Степана Петровича изменить родине и родному губернатору и перейти на сторону кельтской армии. “Ну так что? - повел недовольно бровью царь Беловир.- Мой воин печется о мощи и безопасности войска. Наверное, твой солдат на что-то способен, иначе Гларгос давно бы отрубил ему голову.” - “Не спешите с выводом, ваше величество, смотрите! Дале будет”,- мягко настаивал Гребень. И вдруг в подтверждение его слов с экрана прозвучало на чистом кельтском (переводить не понадобилось - и так все было ясно): “Я знаю, ты знаком с силой огня и пороха. Уберешь с моего пути Орвака - сохраню тебе жизнь,- при этих словах Гларгос рассек мечом левую бровь майора.- Но должен сделать это так, чтобы ни у кого не возникло сомнений, что покушение - дело рук губернатора.” - “Чем помешал тебе губернатор?” - прохрипел, давясь кровавой слюной, Короленко. “Плевал я на твоего губернатора! Мне мешает мой царь. Я столкну их друг с другом, как альпийских козлов. Один из них прикончит другого, а с оставшимся я как-нибудь сам справлюсь...”

“Довольно! - закричал, не выдержав, Беловир.- Убить предателя Гларгоса! Это сделает... Да, это будет он, мой сын! Луг, поди сюда, сынок!” - “Ему нездоровится, царь,- сказала, с трудом проговаривая слова, жена Беловира.- Наш сын пьян, как собака.” - “Пьян? Что это значит?” - “Ваше величество, поручите мне привести приговор в исполнение!” - неожиданно вызвался Бордок, неказистый, тщедушного вида мужичонка,командовавший тяжелой кавалерией кельтов. Ни для кого не было секретом, что он недолюбливал красавца Гларгоса.

В стычке с охраной Гларгоса Бордок был убит, но все же чей-то шальной меч смертельно ранил в сердце коварного Гларгоса. Среди первых военачальников кельтского воинства началась смута, очень похожая на мятеж. Командир охраны Гларгоса, рыжий, как свежая кабачковая икра, Повор бросил клич: “Царь с губернатором заодно! Смерть им!” Взбунтовавшиеся кельты разделились на два отряда: первый к дому губернатора повел горячий и не очень умный Повор, второй отряд возглавил юный, но не по годам осторожный Саборру, всеми силами пытавшийся прорваться в командную элиту кельтского войска.

При входе Саборру в бывший универмаг его и одержимых слепой яростью его солдат встретила маленькая женщина с серебристо-черными волосами. “Царь Беловир назначает тебя командующим объединенной конницей и пеших отрядов лучников и меченосцев!” - провозгласила бесстрашная жена царя. “Но царь предал свой народ!” - бездумно возразил юный Саборру. “Ты глуп, мой мальчик, поэтому присягнешь на верность царю,- усмехнулась царица, пожирая взглядом ладную фигуру юноши.- А будешь благоразумным, я подарю тебе одну ночь”.

Семнадцатилетнего Саборру неожиданно произвели во второго по рангу (после царя) командующего кельтским войском, а Повор был убит. Его отряд в тридцать мечей был расстрелян в тот день, когда Повор попытался разделаться с губернатором. Какие-то люди, устроив засаду на крышах домов на Соборной, а другие, внезапно выскочив из подворотни, где еще десять дней назад торговали рублевыми чебуреками, завалили изумленных кельтов. Те в первый и последний раз в жизни видели, как действует автоматическое огнестрельное оружие.

“Гребень лжет, Гребень - враг! - предупредила Беловира жена Вала.- Он поссорил тебя с командирами и войском, он погубил нашего сына - Луг бесконечно болен. Эта огненная отрава, эта трава, которую он курит вместе со смердами...” Царь не отвечал, он словно впал в прострацию.

*9*

Никто не заметил, как прошел Новый год. На старый Новый год губернатор устроил бал. С экранов телевизоров и страниц газет Гребень обратился к сумчанам, заявив, что они и кельты наконец-то нашли общий язык, мир возрождается.

Бал дан был в театре имени Щепкина. В фойе волнующе пахло свежими огурцами, будто новым одеколоном Kenzo,- то издавали ароматы праздничные столы. Приглашенных на бал встречала звучная медь военного духового оркестра, доставленного развлекать гостей из местного института артиллерии. Голосистые фанфары и раскатистый рокот барабанов привели в восторг воинственных кельтов. При входе в театр им любезно улыбалась жена губернатора. Она с удовольствием отмечала кожаные штаны варваров, покрою которых позавидовал бы, наверное, сам покойный Версаче. Кельты тоже не оставляли без внимания Нину Григорьевну, цепляя взглядом ее пышную грудь. Все до единого красавцы, в шапках из лисьего и соболиного меха, в безукоризненно белых сорочках (купленных специально перед балом в бутике “Золушка”) и в черных строгих брюках, они хозяевами расхаживали по фойе и шутили на непонятном языке.

Жены и любовницы чиновников и бизнесменов, в составе губернаторской свиты прибывшие на бал, медленно, но бурно сходили с ума, глядя на восхитительных варваров. При этом мужская половина сумской элиты откровенно дулась, зато взгляд губернатора, наблюдавшего за всем, что творилось вокруг, казался совершенно бесстрастным. Но вот его брови недовольно взлетели: “Как же она все-таки подкладывается!..” С только что явившимся на бал царем Беловиром мило ворковала Нина Григорьевна. Вот царь, сладко улыбаясь, уронил что-то блестящее в глубокое декольте жены губернатора, раздался кокетливый женский смех и...

Начались танцы. Кельты сначала в нерешительности топтались, не зная, как двигаться под непривычную для них музыку (военный оркестр вдруг заиграл бесшабашный еврейский танец). Но и пяти минут не прошло, как юного синеглазого Саборру рискнула пригласить рыжеволосая девица в ярко-красном велюровом платье, и все присутствующие, ободренные примером молодых людей, разбившись на пары, с радостью подчинились заводной мелодии. Не танцевали только губернатор, его охрана и кельтские женщины, незаметные, немного угрюмые создания. Среди них выделялась лишь Вала, жена кельтского царя, одетая в удивительные одежды из белого меха. Она была прекрасна! Гребень не выдержал ее косых взглядов и, оторвавшись от телохранителей, направился к царице. Вала великолепно чувствовала ритм и была послушна в танце.

Царь Беловир кружил неулыбчивую блондинку, оказавшуюся невероятно активной и энергичной. Она буквально прижала царя грудью к стене, задышав горячо и волнующе, заявила, что прислана сюда партией социалистов. Ее зовут Розой, и она призвана раскрыть царю глаза на те беззакония, что творит в городе и области губернатор. “Все беды и несчастья он сваливает на вас, кельтов. Но, пользуясь тем, что вы... - дама несколько замялась,- внесли некоторый беспорядок в жизнь города, губернатор творит еще более черные дела. Вы хоть головы рубите, а Гребень... Вот газета, прочтите: коррупция, подкуп, запугивания и угрозы, наглая скупка акций предприятий... Ну что же вы?!” Сославшись на то, что так и не освоил в совершенстве местный язык, Беловир постарался поскорей избавиться от навязчивой дамы. Та, однако, умудрилась сунуть за пояс царю свернутую газету.

Вместе с тем он чувствовал что-то неладное - в атмосфере бала, в людях, неистово, почти истерично отплясывавших вокруг, даже в вине, которым обносил неприветливый официант. С каждой минутой беспокойство царя росло... Его немного отвлекли длинноволосые мужчины одного с ним возраста, вышедшие на смену военному оркестру. Их изможденные лица были не по-доброму сосредоточены, немолодые глаза загадочно блестели. Прицепив к неизвестным инструментам длинные веревки (соединенные с черными ящиками, мерцающими, точно раскаленные угли, огоньками), лихие парни извлекли из струн устрашающие, рычащие звуки. Ударили барабаны - и начался рок-н-рол!

Почти в то же время в театр ворвалось примерно с дюжину кельтов. Их вид был ужасен! В оборванных, испачканных кровью одеждах, перевязанные такими же окровавленными бинтами... Верховодил ими тщедушный Бордок. Голова его была густо обмотана бинтами. Прямо с порога, показывая рукой в сторону губернатора, Бордок что-то прокричал царю - крик утонул в гитарном рокоте. Заметив раненых, Беловир поднял меч - и, как ни странно, все смолкло. “...Они устроили нам засаду! - раздался несильный, но проникнутый ненавистью голос Бордока.- Гребень предал нас! Его люди стреляли из огненных копий! Смерть ему, царь!” “Смерть!!” - не задумываясь, подхватили находившиеся на балу кельты.

Гребень поспешил укрыться за ближайшей колонной, за ним в испуге метнулась жена, но, вздрогнув, неожиданно рухнула на пол. Навылет пробила Нину Григорьевну стрела, пущенная, по всей видимости, в ее мужа.

Тут же раздалось несколько пистолетных выстрелов, вызвавших под сводами театра оглушительное эхо, гитары смолкли, музыканты немедленно ретировались, словно вдогонку им, коротко звякнули стальные мечи, вынимаемые из ножен, послышались крики, визг, глухие удары тел о каменный пол - секунд на пятнадцать-двадцать все заглушила длинная автоматная очередь...

И вдруг над всем этим шумом и гамом вознесся зычный, властный голос царя Беловира: “Гребень, пусть замолчит оружие в руках твоих людей!.. Ты победил, Гребень! Мы уходим...”

*10*

Лишь за сорок минут удалось кельтскому царю собрать войско. Не досчитались не меньше трети верных воинов. А может, кто знает, их давно нет в живых или, пораженные “огненной водой” (называемой здесь ужасно - горилкой), они были не в силах откликнуться на призыв их царя, или, безвозвратно утратив бойцовские качества и жажду свободы, нашли новый кров и убежище у какой-нибудь сердобольной сумчанки.

Вновь пристала к царю Беловиру рыжая дамочка, выдававшая себя за непримиримую социалистку. В тот момент царю было не до женщин (тем более таких, которые предпочли супружескому ложу и домашнему очагу неслыханное, являющееся уделом царей и друидов,- политику!) - пора было выступать в поход. Войско начинало шепотом роптать, кони нетерпеливо переминались с ноги на ногу, а царь никак не мог найти сына. Луг будто сквозь землю провалился! “Если бы провалился! - сказала упрямая Роза.- Его держат “на системе”.- “Мне непонятны твои слова, женщина. Когда я спешу и волнуюсь, я перестаю понимать вашу речь. Покажи скорей путь к сыну! Мне не терпится знать, жив ли он!”

Сына царя Беловира держали в тюремном подвале городской милиции, в одной из камер предварительного заключения. Держали, как медведя, приковав цепью к стене. На бетонном полу валялись одноразовые шприцы и пустые стеклянные флаконы, тело Луга, согнувшись калачиком, неподвижно лежало на низких деревянных нарах. Еще не понимая, что сделали с его сыном, царь почувствовал, какая смертельная опасность угрожала бы Лугу, приди он сюда хотя бы на час позже...

Последний удар нанесла Беловиру его маленькая неразговорчивая жена. “Я остаюсь. Здесь”,- сказала она, смело взглянув в глаза мужу. “Ты хочешь остаться с другим мужчиной?” - сразу все понял Беловир. “Да,- не стала отпираться Вала.- Я остаюсь с губернатором. Этот царь сделает меня счастливой, а тебя счастливым может сделать только война”.

Заметно поредевшее войско кельтов пропало из виду в той же стороне города, где впервые появилось чуть больше месяца назад. Время и горожане быстро уничтожили следы пребывания в Сумах воинственных варваров. Как будто их не было вовсе! Лишь с полсотни могил, чьим владельцам недавно отметили сорок дней, да новая жена у губернатора Гребеня - необыкновенно подвижная и темпераментная женщина, предпочитающая говорить больше глазами, нежели языком.

...Остатки кельтского войска, покинув ненавистный город, недолго двигались украинскими заснеженными просторами. Вскоре, не иначе как по милости богов времени и земли, пригрело солнце, внезапно пропал снежный покров, на ветвях деревьев набухли черные почки. Холмистая местность, радующая глаз синими прожилками ручьев и темно-зелеными пятнами виноградников, сменила мрачноватые хвойные леса и заросшие молодняком чащи. Приближалась весна, но было еще по-зимнему ветрено и холодно. Согревал взгляд и душу лишь вид родного кельтского края.

В ложбине между двумя живописными холмами войско остановилось на короткий привал. Зазвучали гортанные голоса командиров, вдохновенно отдававших приказы, раздался звон мечей, вокруг потянуло походным дымком.

Костер в том месте, где спешился царь Беловир, никак не хотел разгораться: то ли спички, захваченные из Сум, отсырели, то ли воины набрали слишком влажного хвороста. “Отец, зачем мучиться? - вдруг вспомнил Луг, возвращенный к жизни любовью отца.- Я видел у тебя газету. Так вели подпалить ей костер!” - “Верно, сынок, как я про нее сразу не вспомнил!”

Сучья занялись дружно, жадно, и вот уже большое сильное пламя хищно лизало черное брюхо ночи. Быстро повечерив, воины с полчаса подремали, прижавшись спинами друг к другу, и опять тронулись в путь.

Вскоре туда, где еще издыхали кострища, где ветер, захватив жмени пепла, сеял им окрест, подобрались бродячие люди. Вид их был неприятен: заросшие, с взлахмоченными космами на голове, в рваных рубищах на немытых телах... С безнадежной настойчивостью эти люди шарили средь остывших углей и обглоданных костей. Вот уж кто-то, найдя жалкие объедки, жадно чавкал, давился, рыгал...

Под ноги одному бродяге попались обрывки газеты. Правда, ему, казалось, было невдомек, что бумажные лоскуты, которые он с любопытством вертел в руках, были остатками газеты. Однако, как ни странно, задержав взгляд на каком-то фрагменте газетного текста, бродяга сокрушенно покачал головой. Из уст его вырвалось восклицание (в ту же секунду унесенное ветром), очень похожее на краткое: “Варвары!”

Бродяга с отвращением отшвырнул газету и поспешил уйти с остальными. А на обрывках газеты еще можно было прочесть:

“...В Сумской области вершит свои темные дела самая настоящая мафия. Правит ею нынешний губернатор области Н.Н.Гребень. Не лишним будет напомнить, что до Сум Гребень “царствовал” в D-ком регионе. Самой громкой аферой Гребеня того времени было “Дело большинства”, или, в переводе на итальянский, “Koza Nostra”... Вскоре Гребеневская “Koza Nostra” подчинила себе все магазины D-ка... Разросшаяся ассоциация “Дело большинства” стала продавать жителям D-ка свои акции, и на эту уловку “купились” более 20 тысяч человек... С первых дней пребывания в Сумах Николай Гребень принялся создавать новую “мафию”, раздавая ключевые посты в области своим родственникам и партнерам. Первыми Гребень сменил тех, к кому сумчане могли прийти за защитой от несправедливости,- губернатор сменил правоохранителей. Так, начальником Управления внутренних дел по Сумской области Гребень назначил подполковника Алексея Зиновьева, бывшего заместителем начальника D-кого УМВД... Но более всего поразило другое назначение - на должность начальника Заречного райуправления милиции (должность подполковника) был назначен D-кий старший лейтенант Каменев. Такую карьеру сделал только Юрий Гагарин: полетев в космос старшим лейтенантом, он приземлился майором... В настоящее время D-кие партнеры Гребеня занимают кресла контрольно-ревизионного управления, директора филиала “...вестбанка”, десятков государственных и частных предприятий... Независимая общественность Сум со справедливым возмущением отмечает, что в городе не осталось ни одного действующего крупного предприятия, ни одной авторитетной трудовой и общественной организации, ни одной жизненно важной для сумчан сферы деятельности и быта, куда бы ни запустил алчные щупальца Гребеневский мафиозный спрут... Неудивительно, что сумские предприниматели, пострадавшие от “наездов” команды губернатора, считают, что сегодня в Сумах имеет право на существование лишь одно мнение. Единственно правильное. Решающее. Мнение Гребеня...”

Внезапный порыв ветра бросил газету на холодные угли, но с ней ничего не случилось. Там она пролежала всю ночь. А под утро мирную долину между холмами наполнил скрипучий гул мотоциклетных двигателей. К мокрым от росы кострищам подкатила вооруженная колонна из семи-восьми мотоциклов с колясками. Высокий худой офицер в форме вермахта второй мировой войны отдал короткий приказ, и солдаты, закинув автоматы за спину, весело обмениваясь фразами, поспешили слезть с мотоциклов и устроили поблизости привал. Вновь запахло дымом, теплой едой, послышался уверенный стук ложек о стенки металлических котелков, затем, немного фальшивя, заиграла губная гармошка и чей-то голос, тоскуя, пел: “Ауф видерзеен, майне кляйне...”

Зажав под мышкой охапку сучьев, рыжеволосый крепыш нагнулся к газете. “Доннер ветер!” - немец недовольно цокнул языком - за ночь газета сильно отсырела и больше не годилась для растопки костра.

Минут через сорок, лихо задрав в небо стволы ручных пулеметов, колонна продолжила путь. Мотоциклы умчались в ту самую сторону, откуда день назад явилось кельтское войско.

январь - февраль 2002 г.