Юбилей без гостей, что карась без костей: на столе густо, а на душе пусто. И правда, что за дата, когда ты один поддатый? Юбилей тем и хорош, что много знакомых рож, хвалят тебя, поздравляют и денежки твои пропивают. А имениннику все ни почем: ах, как здорово, когда жизнь бьет ключом!

А Людка Гриценко вообще вся такая: ей бы каждый день ее дни рождения отмечать. Не боится Людка ни состариться, ни чужому понравиться. Да что там понравиться - каждый раз собираясь в баню иль ванную, она б с охотой брала с собой кого-нибудь попариться. Ведь счастье, когда тебя обожают, а не тогда, когда на тебе, как на дудке, играют.

Имениннице все ни почем... А мужу именинницы, ха, как ни странно, - тоже. Год и три месяца прошло с той субботы, как Серега Гриценко выдал дочку замуж, пять с половиной месяцев назад он уже и дедом стал, но так и не остепенился, так и не прочувствовал свою роль и за ум так и не взялся. Четыре года осталось за дверью, на зеленых улицах и в прокуренных рюмочных, эх, четыре уж года кануло, как уволили его, матерого кузнеца, с завода; с тех пор кочевал он по фирмам, нигде долго не задерживался, безуспешно пытался ковать счастье, но вместо этого наживал долги по зарплате да вдогонку проклятья. А пошли они, злыдни, сами, куда нам, справжним мужикам, ходить заказано!

Зато Гриценко все так же, как в молодости, верил в свою звезду и безумно любил семью. И жену, и дочку, и крошечку внучку. Внученьку Дашеньку Серега-дед обожал за четыре звука, которые она научилась говорить: "де-дя" и "се-га". Зятя Вовку он не особо любил, зато частенько водку с ним пил. Семья Гриценко тоже Серегу любила, хотя, бывало, и бранила. Как сейчас, к примеру. У Людки круглый день рожденья, казалось, все пучком должно быть, по-бабьи обстоятельно и душевно, ан нет - у нее хрен-настроенье. Прицепилась к мужу, беззлобно его утюжит.

- Ну, шо ты прилип к книжке? Битых два часа ей бубнишь! Ребенку еще и полгодика нет, што она понимает в тех сказках?

- Ты неправа, Люд. Сказки-то народные - значит, мудрые. Вот мудрость эта в головке Дашиной и осядет.

- Слушай, мудрец, сказочками своими соседку будешь кормить. А мне, мне лучше помоги на стол собрать. Как-никак у меня день рожденья.

- С радостью, солнце мое! Только ведь... никого ж не будет.

- Как никого?! А я?!.. А Машка наша, а Вовка?! Может, батьки его еще пожалуют.

- Так ты ж их не приглашала. Ты ж никого не приглашала!

- А ты принес денег на нормальный стол?! Ты чем поздравил меня, а?

- Ну, знаешь.

- Вот, всегда так. Всю жизнь отдала тебе, всю любовь! А ты... Каким был, таким и остался...

- Так это ж здорово, Люд!..

- ...Ничего не нажил, даже синицу и ту проворонил. Живем, как нищие.

- Люд, ну зачем ты так? Живем мы ничего, ведь другие и того... А будем жить, Люд, еще лучше, вот увидишь!

- Брешешь ведь, как всегда. И почему я живу с тобой до сих пор? У всех мужики как мужики - у Ленки, у Алки... А ты, как с другой планеты. В колбочках, в баночках соль вонючую варишь. Аж противно! Ты ж кузнец, Сережа!

- Ну, кузнец. А теперь вот... эксперименты провожу.

- Шо?! Какие еще эксперименты?! Да ты совсем дурной на голову!

- Во-первых, не кричи так, а то Дашеньку испугаешь. А во-вторых... Я ж не просто химические реакции ставлю, я ж, Люд, философский камень пытаюсь отыскать. Говорят, из него можно получить зол...

- На фиг мне твой камень! Мне деньги нужны, штоб... Штоб тот же стол накрыть. Праздничного стола у меня нет лишь по твоей вине, Менделеев недоделанный!

- А ты сама-то, мать, сама! Куда они деваются, деньги-то? То Ленке займешь, то Алку продуктами одариваешь!

- Не одариваю я никого. Алка, кажись, раз за макаронами заходила, Ленка попросила гречки. Что я ей, отказывать буду?.. Скоро принесет.

- Когда? Уже полгода несет.

- Тебе-то што? С голоду помираешь?

- Люд, опять за свое? Я ж люблю тебя, Люд!

- Тогда дверь пойди открой. Не слышишь, что ли, трезвонят? Вот ненормальные! Кого это принесло еще?

- Так у тебя ж сегодня день рожденья, Люд!

- А-а, брось!

Из коридора донесся громкий щелчок открываемого замка - и тут же Гриценко радостно захохотал: - О-хо-хо, какие люди! Люда, посмотри, кто приехал!

А приехал всего-навсего двоюродный Люсин брат из Москвы. Всего-навсего, ха-ха-ха! Боже, как она ему обрадовалась! О таком подарке и мечтать не могла... Конечно, расплакалась, запричитала, повисла на шее - а ведь не девочка поди, тетка сороколет... Тс-с! Об этом никому ни слова! Юбилей - штука абстрактная, подобно пластической операции, пытается скрыть возраст и ошибки досадные. Совсем другое дело день рожденья - выбалтывает годы без промедленья.

- Андрюшка, ты?! Боже, как я рада! Неужели специально ради меня?

- Ты такое спрашиваешь, сестричка. Конечно, ради тебя!

Андрей Большаков, полноватый мужчина, лет на пять моложе сумской своей сестры, исполненный столичной важности, целовал в обе щеки Людку Гриценко.

- Ты все такая же... Красивая... Энергичная... Вот мой подарок тебе, сестричка!

- Гусь?!

- Гусь... Что ты смотришь так на меня? Вы ведь тут голодаете?.. Так московские газеты пишут.

- Ну, спасибо, брат, удивил. Московского гуся в Украину припер. А ты шо встал, не знаешь што делать?! - не умея скрывать досаду, Людка накинулась на мужа, с блаженной улыбкой разглядывавшего жирного московского гуся. Такого мастодонта Серега в жизни не едал.

- А шо нужно, Люд? - Серега испуганно встрепенулся, будто его поймали с поличным. Хрупкая женщина поймала на горячем здоровенного плечистого мужика, вздумавшего вдруг помечтать.

- Как што?! Гуся поставь в духовку. Но вначале нашпигуй его яблоками и кашей. Я пока с Андрюшей посплетничаю. Семь лет его не видела. Семь ведь, Андрюш?

- Где ж я кашу возьму? - Гриценко с озабоченным видом поскреб затылок. - И эти, как их, яблоки?

- Вот бестолочь! - Людка ни на шутку вспылила; ей не терпелось уединиться с братом - в глубине души она надеялась, что он привез-таки ей настоящий подарок. Помимо этого чертового гуся. - Ты можешь что-нибудь сам сделать? Без ценных указаний? Я ж сказала тебе: Ленка должна мне гречку, Алка тоже что-то должна...

- И Лешка ее тоже должен.

- Шо?! А Барсук-то што должен? - Людка на миг отвлеклась от теплых мыслей о московском подарке; прокурорским взором уставилась на Серегу. - Шо ты уже успел ему дать?

- Да топор Лешке понадобился, так я...

- Заберешь топор! Тоже мне спонсор нашелся! Где это видано, штоб топорами разбрасывались...

Серега, слегка приуныв, прошелся по соседям - да все напрасно: ни каши, ни яблок, ни топора. Ленка и Алка в один голос заявили, будто сговорились, стервы зловредные, что отродясь не брали у Гриценко никакой гречки и яблок. О топоре вообще не слыхали... Серега не сильно расстроился, плечами пожал да домой вернулся. В любой ситуации он старался положительно смотреть на мир, и это почти всегда удавалось ему.

Кашей гуся не испортишь. Точнее, наоборот - отсутствием каши. Полным отсутствием каши и яблок гуся не испортишь - такой вот порядок! Да и топор здесь не нужен. Гриценко, облобызав взглядом жирное тушко птицы, потыкал в него кончиком ножа, запихал в надрезы перец-горошек, чеснок, лавровый лист, поплевал на гуся - и поставил в духовку.

Людка первой отреагировала на соблазнительный дух запекающегося мяса. Потянула хищно носом, привстала... К тому моменту она получила от брата, что хотела, - потрясающую французскую кофточку. Которую, правда, до этого три года носила жена Большакова.

- Пойди покури с Андреем, - хрупким плечиком Людка отстранила от плиты могучего мужа. - Может, тему найдете общую. Ну, там, про философский камень твой... А то, не ровен час, спалишь гуся.

С Андреем Серега так и не покурил. Потому как оба не курили - Гриценко бросил, а Большаков, по его словам, вроде как и не привыкал. Короче, не покурили и даже поговорить не успели. Не потому что темы общей не нашли, а потому что просто не успели. Стоило им усесться за праздничный стол в ожидании хозяйки и гуся, как заявились обе Людкины подружки. Не то их печеным духом приманило, не то уже дошел слух до них, что к Людке Гриценко приехал брат из Москвы.

- Люд, привет! Я тут старый долг принесла. Гречка высший сорт, можешь не сомневаться... А это кто у тебя? Брат? У-у, какой интересный мужчина. Да, кстати, у тебя ж сегодня день рожденья, поздравляю!

С этими словами, бесцеремонно отодвинув в сторону Людку, Ленка Андрейченко прошла к столу. И, конечно, уселась на хозяйское место. Всего на минуту опередили ее Маша и Вовка, вернувшиеся с дочкой с прогулки.

- Привет, молодежь! - сказала Ленка, обращаясь к молодым родителям; потом, лизнув жадным взглядом гуся, заулыбалась Большакову. - Слыхала, вас Андреем зовут? Ха-ха-ха, почти как меня. Я - Андрейченко!

Не заставила долго ждать себя и Алка Барсук.

- Ой, Людочка, какая ты сегодня красивая! Дай я тебя обниму. Ой, не могу - я ж топор тебе принесла. Как какой? Ну, твой же Серега брал, тьфу, давал Лешику. Вот топор и нашелся. И этот, как его, горох твой тебе возвращаю. Совсем мне не пригодился.

- Какой еще горох? Я тебе никакого гороха не давала.

- Разве? А, ладно! Считай, это мой подарок тебе. Где его положить?

Горох и топор положили рядом с подарочной гречкой, после чего Людка наконец произнесла долгожданное:

- Ну што, гости дорогие, милости прошу к столу. Гусь остывает, душа изнывает... Ленка, руки прочь от гуся! Я сама знаю, кому какой кусок положить!..

Между тостами в честь именинницы разговор как-то сам собой зашел о том, кто в чем преуспел в этой жизни. Возможно, на такую высокую тему вдохновил жирный гусь, явно многое преуспевший за свой короткий век. Правда, вскоре стало ясно, что и тема не такая уж высокая, и гости совсем не романтичные. Говорили все больше не о том, кто чем дорожил, а кто что нажил. Большаков как бы между прочим поведал, что у него в Москве две квартиры и три машины - после этих слов Людка, вспомнив о французской блузке, отчего-то взгрустнула. Зато ее подруг признание москвича невероятно раззадорило. Глазки их немедленно заблестели, будто их макнули в гусиный жир; соседки наперебой начали хвастаться. Ленка вдруг заявила, что Витек, муж ее, чуть ли не полцеха колбасного отхватил и такую сейчас приватную колбасу шпарит, что за ней из Киева и Харькова не ленятся ездить. А скоро - Ленка заискивающим взглядом посмотрела на Большакова - и из Москвы повадятся. Алка не так нагло врала, хотя и наврала с три короба. Точнее, с один сельский пруд, в который, по ее словам, Лешик напустил карася. Карась оказался жутким акселератом - на сковороду не помещается. К тому же этот рыбий бройлер, переловив всех мух в пруду, повадился жрать жаб. Перевел всех до единой! Это ему, карасю, просто так с рук не сошло, и Алка уже пару раз слышала от кого-то, как огромный карась ни с того ни с сего заквакал...

Серега в разговор не вмешивался, только произносил один за всех тосты в честь любимой жены, молча подливал всем водки да нежно обгладывал гусиные косточки с Людкиной тарелки. Та вроде как не замечала этого... Да вдруг брякнула, казалось, совершенно невпопад:

- Зато мой Сережка философский камень ищет. Скоро найдет. Много камня. Мы тогда сможем дачу построить.

- Кх, из чего дачу? Из философского камня? - у Большакова недоверчиво взлетели брови.

- Ну да, что ты удивляешься? Сейчас в мире новое вен... вею...

- Веянье, - подсказал брат.

- Да, веянье. Все из философского камня строить.

- Чушь! Ты сама-то хоть поняла, что сказала? - Андрей снисходительно улыбнулся.

- Ну, может, не веянье еще, а пока... дуновение одно, - тут же смутилась Людка; покраснела, сделавшись беззащитной и очень милой. Теперь и ей самой показалась неубедительной версия с применением философского камня в качестве строительного материала. Но другого назначения она просто не могла ему придумать. Странное дело, что при этом ни муж-партизан, ни дочь, ни зять, ни брат - никто даже не попытался помочь ей, намекнуть, зачем он, тот философский камень. Будто жирный гусь оказался тяжелой пищей не только для их желудков, но и голов.

Но Людка была женщиной непростой - с характером и широкой душой. Вздохнув, она улыбнулась:

- Бог с ним, с камнем тем!

И тут же добавила: - Это что в сравнении с другими чудесами, которые может мой Сережка!

Гриценко едва не подавился костью, услышав такое. Благо зять рядом сидел, вовремя хлопнул между лопатками.

- Люд, ты это о чем? Давай лучше за тебя выпьем!

- Я знаю, что говорю, - не слушая мужа, горячо продолжала Людка - день рожденья ей враз наскучил. - Вон хотя бы те сказки... Да любую, любую он может воплотить!

- Куда воплотить? - не поняла Ленка. Алка, так же ничего не понимая, застыла с открытым ртом. Машка и Вовка давились от смеха, Большаков, дабы скрыть очередную ехидную улыбочку, вежливо промокал салфеткой рот.

- В жизнь, куда ж еще! - вдруг заорала Людка; она вошла в раж, она чувствовала в себе просто зверский подъем сил. Попробуй-ка теперь Гриценко отказать ей и не воплотить сказку в жизнь. Убьет ведь, не задумываясь!.. Уловив настроение жены, Серега не придумал ничего лучшего, как молча уткнуться в тарелку.

- Воплотить сказку? Круто! - отбросив прочь салфетку, начал весело поддакивать Большаков; он почувствовал искреннюю симпатию к компании сестры - естественной и трогательно наивной. - С какой начнешь, а, Сережа?

- Да какая по нраву придется! А вообще Сережке любая по плечу! - продолжала рекламировать мужа Людка. - Дайте книжку. Дашка на какой странице откроет, ту Гриценко и будет воплощать. Сейчас же! А мы будем свидетелями.

Дашенька благополучно уронила книгу на пол - раскрывшись, та упала обложкой кверху.

- Ну, что там? - Андрей поднял книгу. - Та-ак... "Каша из топора". Потянешь такую, Серега?

- Как раз к столу будет, - глубокомысленно заметила Ленка. - А то ваш гусь кончается.

- Запросто, - поспешно кивнул Гриценко - слава Богу, такая сказка попалась. А открылась бы книжка на какой-нибудь "Золотой рыбке" или "Молодильных яблочках"... Вдруг отчего-то смутился. - Только чего я сыпать буду?

- Как чего?! - всерьез обиделась Ленка. - Я ж вам почти килограмм гречки принесла. Давай, не тяни резину - воплощай сказку!

- И правда, Сереж, чего сидишь? - неожиданно мягко подтолкнула мужа Людка, очень довольная тем, что такая легкая сказка попалась. - Если уж ты рассчитываешь философский камень найти, то што тебе стоит кашу из топора сварить.

- Пап, все ж есть, - подбадривающее улыбнулась дочь. А зять протянул топор. И тогда Гриценко решил, что мешкать дальше ни к чему. Выдержал паузу - твори теперь сказку. Он взял кастрюлю побольше, чтоб топор мог поместиться; пока вода закипала, два раза прочел сказку - внимательно-внимательно, будто пытался найти что-то между строк. Самое главное найти. Но не успел - вода закипела.

Домочадцы и гости, бросив праздничный стол с недоеденным красавцем гусем, столпились в кухне, во все глаза дивились, как взрослый мужик будет сейчас варить кашу из топора. Или кулеш. Или обычный гречневый суп, вовсе не из сказки взятый, а из обыденной жизни. И в эту минуту никому в голову не пришло, что топор в кипятке - это ж полный абсурд, нелепица, глупость! Напротив, все дружно следили за ходом чудо-стряпни. Советы даже давали:

- Посолить не забудь... Погоди гречку сыпать, пусть топор малость покипит... Пенку сними... Так, ну что, можно сыпать крупу, как ты думаешь, Люд? Господи, что это с кашей-то?!

После того как Гриценко насыпал в кастрюлю гречки, вода вмиг позеленела, побурела, покрылась красными пятнами, которые тут же стали лопаться, издавая мерзкие звуки; в кухне запахло противным-препротивным. Кислятиной какой-то. Бр-р! Людка вмиг побагровела, покрылась такими же отвратительными пятнами, что и таинственный кулеш.

- Серега, ты шо сыпанул туда, придурок?! Небось, соль свою поганую?! Ты только посмей мне кашу перевести! На камни свои чертовы!..

- Ах, уже перевел, - вздохнул кто-то тяжко.

Гриценко, застигнутый врасплох невиданным топорным превращением, с минуту прыгал ошалелым взглядом с одного ржавого пузыря на другой, затем, будто обессиленный бессмысленным этим занятием, пробубнил едва слышно:

- Да ничего я не сыпал. Вот, крупички добавил. А чего она так... покраснела. Сам не знаю.

- Люд, не наезжай на мужа, - заступился Большаков - по-прежнему улыбаясь, по-прежнему принимая все за прикольную игру. - Мы все тут свидетели: Серега взял горсть гречки из того вон пакета... Кстати, а что это за крупа? Действительно гречка?

- Ленка принесла, - тусклым голосом доложила Людка. - Лен, шо молчишь? Ты ж принесла.

- А што вы на меня вытаращились?! - Ленка раздраженно передернула плечиками. - Гречка не картошка, я ее на огороде не выращиваю. На рынке купила. Месяц назад... Или три... Не помню, когда. Отстаньте!

- А дайте-ка я попробую, съедобная ли она, - чувствуя, что назревает скандал, Гриценко решил пожертвовать собой.

- Не-ет!! - вдруг Людка как заверещит. - Кто ж сырую гречку ест?!.. Вот сварится, тогда и подам к столу. Хм, штоб все попробовали.

- Ой, девочки, только не это! - всплеснула руками впечатлительная Алка. Зато Ленка Андрейченко презрительно процедила сквозь зубы: - Жри сама свою плесень!

- Какая же она моя, когда она твоя! - Людка мгновенно вскипела - покруче, чем ядовитая каша.

- Хм, и в самом деле на грибочки пенициллиновые сильно похоже, - состроив озабоченную мину, заметил Большаков. - Случаем, это не они?

- Да кто вам дал право меня оскорблять?! - Ленка воинственно подбоченилась, выпятила грудь, нацелившись острыми титьками на москвича, который в тот же миг скис. - Я ей гречку принесла, а они - плесень, грибы и всякое такое! Тоже мне день рожденья у нее: гусь - доходяга, нормального гарнира не сварила, так давай кашу из топора стряпать!..

- Пошла вон! - рявкнула Людка, ноздри у нее зашевелились, как жабры у молодого карася. Грозно насупившись, она оттеснила соседку от брата более основательным, чем у Андрейченко, тазом.

- Шо?!.. Ну, знаешь! А, ладно, все одно щас ко мне подруга придет, не в пример тебе девчонка што надо...

- Во-он!!

- Фух! - Ленка фыркнула, топнула ножкой - и была такова.

В кухне установилась неловкая тишина, которая иногда случается при коллективном просмотре откровенных эротических сцен. Правда, вместо охов и ахов, было слышно лишь подозрительное бульканье каши из топора, да доносился из соседней комнаты беззаботный говорок Дашеньки.

- Люся, давай я тебе макарончиков сварю? - Алка осторожно обняла именинницу за плечи, но та тут же стряхнула ее руку.

- Вот еще! Доведем эксперимент до конца! Взялись кашу из топора варить, значит... Чего бы это нам ни стоило. Гриценко, шо ты встал, как столб? Сыпь!

- Што сыпать-то, Люд? Я ведь уже и солил... гречку. Ох, будь она неладна!

- Не вздыхай, как баба! Это мне сегодня положено вздыхать, у меня ведь юбилей. Правильно я говорю, а, Андрей Владимирович?

- Разумеется, - Большаков с рассеянным видом кивнул; до этого невидящим взглядом он разглядывал пучок сухого укропа, висевший на стене, - может, пытался пересчитать в нем соцветья. - Знаешь, сестра, я ко всему был готов, когда ехал к тебе, но только не к этому.

- Тебя шо-то не устраивает, Большаков? - обиженно шмыгнула носом Людка.

- Ну зачем ты так, мам? - Машка невольно прижала руки к груди. - Дядя Андрей обидеться может.

- Я - обидеться? Упаси боже! Да я, Маш, счастлив, что благодаря вам попал в такое приключение. Ведь в Москве как: бизнес, переговоры, сделки, проплаты, отгрузки, снова переговоры, учеба на заочном в бизнес-школе... Голова кругом идет, отдохнуть толком не удается. А тут: приезжаешь в маленький украинский городок...

- Чего это он маленький? Город шо надо, все есть! - чей-то голос заступился за Сумы, может, даже не один, а два, - не разберешь, все хором уставились в рот москвича Большакова.

- ...Едешь к вам, надеясь погрузиться в патриархальный покой и благодать, боишься даже заскучать, заснуть от однообразной, унылой провинциальной жизни...

- Какой, какой жизни?! Знаешь, што я скажу про твою Москву?! - в эту минуту Людка, гневно пышущая очами, была готова испепелить двоюродного братца.

- ...И вдруг попадаешь в совершенно невообразимое приключение. Местный народ, оказывается, помешен на поиске философского камня, способен, особенно не комплексуя, сварить кашу из топора. А еще, что не менее удивительно, вдруг выясняется, что не перевелись еще на Украине настоящие ведьмочки, умеющие обращать гречку в колдовское зелье...

- Ты-то сам понял, шо щас сказал? Какая ведьма, какое зелье? Соседка вернула должок - всего-навсего!

- Ага, Людмила Григорьевна, всего-навсего. Но каша почему-то стала похожа на прокисший кисель, - высунувшись из-за спины жены, несмело встрял Вовка.

- А тебе, Вовка, никто слово не давал! Тоже мне зятек умный нашелся!

- Ну, знаешь, мать, этого я тебе не прощу! Нечего моего мужа оскорблять! - внезапно в Машке проснулись собственнические настроения. - Твоя подруга принесла дерьмо, вот ты с ней и разбирайся! И нечего моего Вовика обижать! Ы-ы-ы!..

- Ишь ты, защитница какая! Ладно, не реви. Да он на меня ни капельки не обиделся, да, зятек?.. А ты што встал? Я ж сказала: сыпь!

- Так тут горох какой-то, и все, - Гриценко беспомощно развел громадными ручищами.

- Значит, сыпь горох! - Людка была непреклонна.

- Люд, так бурда ж получится! - Алка в ужасе закатила глаза; потом, схватив подругу за локоть, быстро-быстро зашептала ей в лицо. - Где это видано, штоб гречку вместе с горохом варили? Да еще в придачу топор засунули?.. Давай я макарончиков? Побыстрому, а?

- Шо ты со своими шпагетти пристала? Ты глянь на себя, у тебя ж талия, как... С такой талией одуванчиками надо питаться, а не макаронами!

- Ты мою талию не трогай! - взвизгнула Алка. - Она даже не мне принадлежит, а... Лешику. Штоб ты знала, его слово для меня закон, а твое... Сыпь, Серега, чего встал!

И Гриценко от неожиданности высыпал в кастрюлю весь пакет гороха. Мгновенно повалил густющий дым, наполнил собой все кухонное помещение. Кроме необыкновенной резвости и густоты, дым отличался просто фантастической едкостью и зловонием. Все кругом зачихали, закашляли, зачертыхались; кто-то, чей осипший голос невозможно было узнать, страшно крикнул: "Барсучку к ответу!" Кто-то тут же визгливо ответил: "На-ка, выкуси!" Кто-то третий, то кашляя, то издавая отчаянные хрипы, заскрежетал: "Пожар-р-р! Пожарники приехали!" В следующую секунду, жалобно звякнув, вдребезги рассыпалось оконное стекло, и в кухню впрыгнул пожарник. Эдакий дедок, которому не пожары тушить, а пора уж лапти сушить.

- Што за дым, а драки нет?! - зычным голосом попытался выяснить обстановку пожарник. - Ох, сколько вас! Коноплю смолите?

- Нет, грехи жжем, - ухмыльнулся Серега, а Людка, пораженная шуткой мужа, немо уставилась на него, едва-едва различимого за стеной дыма.

- Грехи? О-хо-хо!.. Ну, а правда, што стряслось? Дым такой валит, што от главпочтамта видать. Я уж думал, не взорвалось ли што...

- Не-е, не взорвалось. Горох такой попался. С дымком, - улыбнулся Большаков, глаза его жадно блестели - история приняла новый оборот, и это Большакову ужасно нравилось. Жаль, этот живой блеск никому не был виден из-за дыма!

- Горох? С дымком? О-хо-хо, ну, вы точно тут все обкуренные! Видать, хороша травка-то, што у вас даже горох дымится!..

- А гречка, ха-ха, серо-буро-малиновая, как прокисший кисель, - добавил, похохатывая, Вовка.

- Гречка как кисель? О-хо-хо, я больше не могу! Пожалейте старика...

Пожарника таки выпроводили. Сунули пятерку и таким образом успокоили, мол, тряпка кухонная задымилась случайно. "А вообще, мы здесь мамин день рожденья празднуем", - призналась Машка и пошла кормить Дашеньку. Удивительно, ребенок спал уже полчаса, несмотря ни на шум, ни на дым ужасный, ни на идиотский хохот пожарника... Прыткий дедок поздравил именинницу с юбилеем и отправился восвояси - обратно в окно.

Вслед за пожарником рассеялся и злющий дым. Пропала и Алка. Ее бегство, правда, никто не заметил. И не мудрено! Взглядам столпившихся в кухне вдруг открылись лица - смешные до ужаса, покрывшиеся слоем сажи и совсем невеселые. Да, глядя на чумазую рожу соседа, никто не засмеялся, ни глянул насмешливо. Все были заняты совсем иным зрелищем - кашей из топора. О которой, кстати, словно сговорившись, ни один пожарнику не обмолвился.

А вид каши стал еще более отвратительным, чем после добавления гнилой гречки. Да вида, в общем-то, никакого и не было. Окончательно потеряла приличный вид горе-каша! Коркой едва ли не каменной покрылась; топорище, почерневшее, будто обуглившееся, сиротливо торчало из жуткого месива.

- Отнеси на мусорку, - скривившись, приказала мужу Людка. - Шоб я больше не видела эту гадость. И не слышала. Ты понял, Гриценко, шоб я больше не слышала о твоих чертовых экспериментах?!

- Сестра, а он-то тут причем? - попытался было заступиться Большаков, но Людка безжалостно отрезала: - Нечего за него заступаться! Грязи философской навалял, аж противно смотреть... Пойди выбрось, говорю! С топором вместе, зачем он тебе?

- Ну да, как же, выкину я его, - наверное, впервые за вечер, а может, и за всю жизнь, воспротивился воле жены Гриценко. - Я топор этот своими руками выковал. Когда еще на заводе працювал. Ну-ка... Нда-а, серьезно засел. Вовка, подержи кастрюлю, щас я ногой упрусь... У-у-у, вот так его!

- Да он ржавый! - поморщилась Людка. - Говорила ж тебе, выкидывай вместе с кашей.

- Кто тебе сказал, што он ржавый?.. На медь смахивает, - задумчиво заметил Гриценко.

- Золото. Так может блестеть только золото, - предположил Большаков. Сказал это таким серьезным тоном, что все тут же подозрительно уставились на него.

- Да ладно разводить! - вновь заводясь, фыркнула Людка. - Ты думаешь, если ты из Москвы, а мы из захолустного городка, так нам можно впаривать, шо захошь?

- Причем тут это, Люд? - Андрей, казалось, даже обиделся на сестру. - Кроме шуток, это - золото. Или позолота. Я же четыре года занимался операциями с драгоценными металлами...

- Получилось... - едва слышно пробурчал себе под нос Серега, внимательно разглядывая грязно-желтое лезвие топора.

- ...Так что золото могу четко определить. Пробу сейчас, конечно, не скажу...

- Получилось! - радостно крикнул Серега.

- Што ты орешь, как потерпевший?! - рыкнула Людка. - Што получилось?

- Люська, я получил чистое золото! Без философского камня! С помощью...

- Ты еще скажи, с помощью гречневой каши, - криво усмехнувшись, Людка покрутила пальцем у виска.

- Точно, жена, с помощью ее, окаянной! Вот это да!

- Сергей Петрович, там же еще и горох есть, - сомневаясь, покрутил головой Вовка.

- Угу, есть. Есть! Есть золотой топор!

- Да что вы гоните, родители?! Какой золотой топор? Это обман зрения. Надышались дымом, вот у вас глюки начались, - бросив кормление дочери, в кухню прибежала Машка.

- Нет, нет, моя милая племянница! Это настоящий золотой топор! - в душевном порыве Большаков привлек к себе Машку, прижал к груди. - Твой отец совершил невиданное открытие: варил кашу из топора, а превратил его в слиток чистого золота! Решено, я захвачу топор в Москву, я знаю, где можно сдать под большие проценты...

- Ничего не решено, - Людка, нахмурившись, закрыла собой мужа, с блаженной улыбкой продолжавшего сжимать топор. - Топор нашли в Украине, значит, он украинский. Нечего его москалям везти! Достояние, понимаешь, республики!

- Верно, Люд, достояние. И вообще... - Серега аккуратно отодвинул в сторону жену. - Кто сказал, что мы его сдавать будем? Мы его на память оставим!

- Какую такую еще память?! - Людка уперла руки в бока - на этот раз ее негодование было направлено на мужа. - Посмотри, сколько в нем шуб моих, в топоре-то! А сережек?! А сапог?!.. Да здесь машина целая! "Дэу"!

- Мама, на фиг нам та "дэу"! - Машка порывисто освободилась от дядиных объятий. - Хотя бы "шевролле"! Я такую малютку классную видела...

- Не-ет, топор я вам не отдам, - Серега спрятал руку с топором за спину. - Не отдам, никому не отдам! Государство тем более обойдется. Топорик-то не клад, который я в огороде раскопал... Я его почищу и... на стену повешу. Пусть от злыднев оберегает и памятью служит.

- Да о чем же он будет напоминать? - сжав ладонями лицо, Людка с безнадежным видом покачала головой. - Как мы варили гнилую гречку, надымили, как черти, и к нам ввалился наркоман пожарник?

- Ну, как мы собрались на твой юбилей, - нерешительно начал Серега, - кашу варили, гуся ели... Разве этого мало?

- Нашел о чем вспоминать, - грустно ухмыльнулась Людка, но раздражения в ее голосе больше не было.

- О моей любви.

- Шо?

- О моей любви к тебе.

Опустив на пол топор, Гриценко притянул к себе жену, затем нежно заглянул ей в глаза.

- Ведь, Люд, если б я тебя не любил, разве б я смог топор золотой сварить?

- Ну, Серега, ты и выдумщик! - Людка улыбнулась, да так тепло, как не улыбалась, наверное, сто лет.

- Не так, Люд, - алхимик. Влюбленный алхимик.

- А что, пап, это погоняло тебе даже очень идет, - подвела итог Машка. И вдруг поцеловала Вовку. Ни с того ни с сего! А Большаков, молча наблюдая семью Гриценко, все посмеивался в кулак, с таким загадочным видом посмеивался, будто знал наперед, чем все закончится.

И смеху тогда было в доме Гриценко, столько безмятежного, разудалого веселья, которое не купишь ни за какие деньги, не променяешь ни на какое волшебство.

август 2004 г.

Рассказы, сказки, повести, пьесы, сценарии, фантастика, фэнтези Павла Парфина